«Ка-29» скользнул с небес, зависая над вертолетной площадкой ТАКР «Фрунзе», флагмана эскадры.
— Совет в Филях… — прокряхтел Мехти, отпирая дверцу.
— Вы не правы, Тахмасиб Гасанович, — спокойно парировал Гирин. — Мы же не отдаем Москву французу. Москва за нами!
Седой контр-адмирал фыркнул, и мелко рассмеялся.
— Что я вам говорил, Вадим Александрович? — воскликнул он. — Стержень в нем есть!
Посмеиваясь, комэск передал наушники с ларингами летунам, и натянул фуражку.
— Пойдемте, товарищи, обсудим… офф-лайн и он-лайн, — он ухмыльнулся: — Чем скорее сядем, тем скорее выйдем… На оперативный простор!
Пятница, 11 декабря. День
Луна, Залив Радуги, горы Юра
Это только так говорится — экспедиция на другой «берег» Моря Дождей. А попробуй-ка, разверни поиски без реперной базы! Это же Луна, здесь всё нужно завозить, даже воздух.
Леонов, правда, сдержал слово, послал пару луноходов колесить по долинам и по взгорьям Юры, но Дворский не доверял автоматам. Робот проедет мимо любого странного образования, поскольку само понятие «странность» не алгоритмизируешь. Не вдолбишь в скудный электронный умишко, что любую необычность следует трактовать, как рукотворную. Хотя…
Федор Дмитриевич усмехнулся, вспомнив, какой ажиотаж поднялся вчера — «Луноход-12» обнаружил четыре небольших кратера расположенных по дуге. Самое замечательное было в том, что одинакового размера воронки расходились под одинаковыми углами в десять градусов. Пришельцы⁈ Увы…
Каприз космических стихий…
Объехав громоздкий куб реактора, Дворский загнал вездеход-краулер под навес, и поставил его на зарядку.
«Наловчился!» — фыркнул он, достигая тамбура лунной «припрыжкой» — на «Звезде» даже соревнования устраивают, чисто здешний спорт.
Требуется хорошо владеть телом в условиях малой гравитации. Земные привычки толкают к серьезным усилиям, а на Луне мышцы нужно как раз «тормозить». Да с хорошим расчетом, чтобы выдерживать ритм мелких скачков, и при этом не терять равновесия.
Плотно закрыв овальную дверь кессона, Федор Дмитриевич дождался, пока давление сравняется, и протиснулся в «раздевалку». Стоило вылезти из скафандра, как ноздрей коснулся крепкий горелый дух — так пахнет лунный реголит.
Дворский зябко повел плечами — скафандровая обогревалась по «остаточному принципу», а на улице — минус двести… Быстро юркнув в переходник, он согрелся под волной тепла. Хорошо…
Станция с громким названием «Порт-Иридис» состояла из одного-единственного жилого блока, стандартного цилиндра на два отсека. Налево — жилой, направо — научный.
К спальным местам и крошечному кухонному модулю Федор Дмитриевич даже не сворачивал — искать Бур Бурыча надо было за рабочим столом. Так и есть…
Сидит, сутулится в мешковатом комбинезоне, уткнулся в микроскоп — и ушел от мира…
— Федь, ты? — глухо обронил Кудряшов, не отрываясь от окуляров.
— Не, не я, — Дворский присел перед толстым круглым иллюминатором, снаружи прикрытым козырьком. Гладкая равнина Залива Радуги укатывалась за горизонт, светясь пепельно-серым в сиянии невидимой отсюда Земли.
— Федя, глянь…
Геолог удивленно посмотрел на Бориса Борисовича, поражаясь тону его голоса, дрожащему, как ослабленная струна гитары.
— Знакомый минерал?
Кудряшов протянул прозрачный серый кристалл.
— Ивернит! — охнул Федор Дмитриевич, жадно рассматривая находку.
Это была половинка столбика, словно разрубленного вдоль. Место «разруба», испещренное порами микроскопических каверн, отливало матовой искристой серостью.
— Я откопал его у Органной скалы, — гордо сообщил Бур Бурыч. — Вероятно, кристалл тысячи лет лежал на поверхности. Видишь? Верхняя часть изъедена микрометеоритами. Потом рядом грохнулся болид покрупнее, и артефакт засыпало. А вот тут и тут видны остатки напыления из индия…
— Значит, верным путем идем, товарищ Кудряшов! — воскликнул Федор Дмитриевич.
— Может, и так, товарищ Дворский, — проворчал Борис Борисович. — Только сегодня твоя очередь дежурить по кухне, а я что-то не вижу ужина на столе…
— Будет вам ужин! — заверил его Федор. — Званый! С десертом и коньячком — надо же обмыть артефакт…
…Стояла долгая лунная ночь, но круглое окошко станции уютно светилось. Двое носителей разума сидели в крошечной скорлупке из алюминия с композитами, лепившейся к безжизненному шару косной материи.