Гортензия улыбнулась:
— Mademoiselle, разрешите, пользуясь случаем, поздравить вас с помолвкой!
— Спасибо, Гортензия. Как мило, что вы избавили меня от этой женщины.
— Я подумала, что вы терпите ее достаточно долго. Она настоящее наказание, в Париже ее недолюбливают.
— Это неудивительно! — рассмеялась Триша. — Я ожидала, что она будет настаивать на том, чтобы подвезти меня к зубному. Как вы думаете, она вам поверила?
Гортензия беззаботно пожала плечами:
— Меня не волнуют такие люди, как мадам Греле, и вас тоже она не должна тревожить, mademoiselle.
Какое-то движение у двери заставило их обернуться. Там стояла Мари-Роз с Фифи на руках. Она выглядела гораздо лучше в хорошеньком платье из орехово-коричневого шелка с бледно-желтым воротником и рукавами. Подобранный к нему бант в ее густых темных волосах делал ее элегантной и шикарной с наивным взглядом, который она так ловко использовала в собственных целях. Издалека пластыри на ее щеках были едва различимы, а ее маленький носик был очарователен и лишен недостатков.
Триша почувствовала некоторое неловкое волнение, знакомое чувство, возникавшее у нее в последнее время всякий раз при встрече с этими темными глазами. Подавляя волнение, она приветливо улыбнулась.
— Здравствуй, Мари-Роз. Как ты себя чувствуешь сегодня утром?
— Гораздо лучше. Здесь кто-то был? Я слышала шум автомобиля и голоса.
— Здесь была мадам Греле. Она приехала проинтервьюировать меня по поводу моей помолвки с Ривом.
— Вот как, — безразлично пробормотала Мари-Роз. — Я подумала, что это Рив. Он обещал заехать и отвезти нас в какое-нибудь тихое местечко, где мне не будет… — Послышался звук приближающегося автомобиля, и она умолкла, быстро повернув голову, ее лицо расплылось в улыбке предвкушения. — Это, должно быть, Рив.
Гортензия пошла открывать дверь, и он вошел, широко шагая. Сердце Триши сильно забилось, вызывая острую тоскливую боль внутри нее. Сегодня утром на нем была непарадная одежда: тонкие широкие габардиновые брюки, кремовая шелковая рубашка и пестрый шелковый шарф вокруг шеи. Она силилась не робеть под напором обаяния и не сдвинулась с места, когда он поздоровался с ними, оглядев Мари-Роз профессиональным взором, прежде чем задумчиво взглянуть на нее. Триша почувствовала его теплую руку на своем плече и легкое прикосновение губ к щеке. Его мужская свежесть ослабила ее оборонительные ухищрения, и она едва подавила почти непреодолимое желание подставить ему свои губы. Затем Мари-Роз ревниво взяла его за руку.
— Где ты был? — обидчиво спросила она. — Ты приехал, чтобы отвезти нас куда-нибудь?
— Да. Прости, что не смог приехать раньше. — Он искоса, словно дразня, взглянул на нее. — Мы все готовы провести день за городом. Вам обеим понадобятся купальники. — Он легко прикоснулся к пластырям на ее щеках. — Как ты себя чувствуешь?
Мари-Роз состроила гримасу:
— Шрамы перестали зудеть, но мне хочется, чтобы ты пересадил кожу.
Указательным пальцем он коснулся ее носа:
— Cherie, мы должны тебя отлично подготовить. А теперь поторопись и собери свои вещи. И вы тоже, Триша.
Триша протянула руки к Мари-Роз, чтобы забрать Фифи.
— Я отнесу Фифи Гортензии, — сказала она.
Когда она вернулась, Рив сидел на ручке полосатого дивана. Она смутилась, когда его глаза одобрительно скользнули по ее белому сарафану с розовыми лентами вокруг юбки и на мгновение задержались на маленьком розовом бантике, который она добавила к волнам своего шиньона.
Интонации его голоса были нарочито холодными и сопровождались строгим тревожащим взглядом.
— Сегодня утром приезжала мадам Греле с намерением взять у меня интервью по случаю нашей помолвки. Я сказала, что вы, скорее всего, предпочтете пока ничего не говорить об этом, особенно если учесть, что вы не представили меня своей семье.
— Вы очень умно поступили, Триша, — насмешливо сказал он. — Она согласилась?
Триша кивнула, желая, чтобы тон, которым он произносил ее имя, не действовал на нее столь наркотически.
Он продолжал:
— Жаль, что я не мог связаться с вами в эти несколько последних дней, но я был очень занят. Мне пришлось заниматься с людьми, пострадавшими в ужасных катастрофах, на фоне которых царапины Мари-Роз кажутся сущим пустяком.
— Это, должно быть, очень благодарная работа.
Он иронически улыбнулся:
— К сожалению, человек не может творить чудеса. Он может их делать лишь то, что в его силах, и временами кажется, что этого так мало.