Мальчик начал плакать, схватившись за голову. Мать смахнула слезы рукой со своего лица, прижала сына к себе:
— Опять начались сильные боли, его сейчас, наверное, стошнит, от поездки Диме стало намного хуже. По утрам его всегда рвет, а после этого становится немного легче.
Егор подошел к женщине.
— Ничего, маленький, — он погладил его по головке, — успокойся и поспи немного. Тебе станет легче и скоро ты домой поедешь совершенно здоровым.
Ребенок уснул. Мама удивленно смотрела на доктора — так еще никто не успокаивал ее сына.
— Сейчас вас отведут в смотровую, медсестры подстригут и побреют левую половину головы мальчика. А вы пока оплатите Клавдии Ивановне необходимую сумму. Вам ее озвучили?
— Да, доктор, полтора миллиона рублей, но я готова все четыре отдать — лишь бы Димочка был здоров и больше.
— Большего не потребуется, оплатите указанную сумму и ждите, с вашим ребенком будет все в порядке.
Егор вышел из кабинета, прошел в перевязочную, которую теперь переименовали в операционную, судя по табличке на двери. Табличка по сути ничего не меняла, но пациенты и их родственники относились к ней более серьезно и уважительно. Дима уже лежал на столе.
Сибирцев вскрыл черепную коробку, положив вырезанную часть рядом на простынь. Опухоль невероятно больших размеров для головного мозга отслаивалась от здоровых тканей. Егору удалось взять ее в руки и бросить в целлофановый пакет. Головной мозг мальчика принимал первоначальную форму, освободившись от сдавливающего фактора. Доктор поставил часть черепа на место, ткани срослись, и Клавдия Ивановна влажной салфеткой вытерла остатки крови.
Ребенок проснулся, сел на столе.
— Как, Дима, себя чувствуешь, голова не болит? — спросил Егор Борисович.
— Не болит, — ответил он.
— Теперь у тебя будет все хорошо, голова болеть больше не будет. К маме пойдем?
Сибирцев снял его с операционного стола и вывел за руку в коридор.
— Мама, — крикнул он, — у меня голова не болит. Доктор сказал, что все будет хорошо.
Мать схватила, целуя сына, и все рассматривала его бритую голову, не находя разрезов. Смотрела непонимающим взглядом на доктора, хотя уже знала заранее, что следов не останется, а время проведения операции кратчайшее. Сибирцев присел на стул рядышком.
— У Димы действительно запущенный случай болезни, астроцитома выросла невероятно и непонятно, как мальчик еще жил. Но опухоль доброкачественная, никаких метастазов нет, естественно, и удалена полностью. Ребенок здоров, со слухом и походкой тоже все в порядке, никаких лекарств не требуется. Витамины, полноценное питание — это все, что ему нужно. В играх и физических упражнениях ограничений не требуется. Можно ехать домой, Лидия Эдуардовна, всего доброго вам, удачи.
— Спасибо, доктор, спасибо, — она закопошилась в сумочке доставая еще деньги, — здесь три миллиона рублей, — она протянула шесть пачек, — больницу новую надо строить, туалет нормальный, как же ходить на улице…
— За доброту спасибо, Лидия Эдуардовна, весной положение исправим, действительно начнем строить больницу новую, а денежки уберите — обижусь.
В машине Кирпоносова все время спрашивала сына не болит ли голова, а он отвечал ей, что не болит, сто раз уже спрашивала и обслюнявила всего поцелуями.
Медсестры Аня и Света, уединившись, разговаривали между собой на кухне:
— Доктор то наш не взял деньги у этой мадамы. Это же надо такую сумму с собой возить, — удивленно говорила Аня.
— Не взял, но она же заплатила уже полтора миллиона. Нам с тобой пятнадцать лет работать, если ни есть и не пить ничего, а он за пять минут такие деньжищи зарабатывает. Должен же быть предел какой-то — одним все, другим ничего, — высказалась Светлана.
— Ты че хочешь сказать, что врачам и медсестрам должны платить одинаково?
— Я не про это, я про предел, ему бы и ста тысяч за глаза хватило — нам с тобой год пахать.
— На Егора Борисовича злишься, — усмехнулась Аня, — не стал спать с тобой…
— С тобой что ли стал? — фыркнула Светлана, — мы че с тобой — хуже Тоньки? У нее вообще образования нет, а мамаша ее все деньги доктора к рукам прибирает. Оперирует он, а деньги Клавочка получает… Хорошо пристроила доченьку, умело.
— Дура ты, Светка, Клавдия еще и бухгалтер-кассир у нас или забыла? Ты в больнице десятку получаешь и у Егора Борисовича двадцать. Кто в районе из медсестер тридцать получает — никто. Тебе мало, так иди в районную больницу, всю ночь и день будешь жопы ваткой мазать за пятнадцать тысяч максимум.
— Че ты взъелась то, Анька?.. Могли бы и мы с тобой за Егора Борисовича замуж выйти. Че, давали бы хуже?
— Озабоченная что ли, потрахаться не с кем? Так скажи прямо и не злись на доктора и на его семью. Тебе бы передок почесать, а они, наверное, любят друг друга.
— Ох ты, ох ты… любят друг друга… за такие деньги я бы получше любила.
— Дура, езжай в город, там как раз любовь за деньги продают, — зло бросила Анна, выходя из кухни.
— Сама дура, — крикнула Светлана вслед.
К вечеру внезапно вернулся Антон Николаевич из тайги, притащил на волокуше килограмм триста лосятины.
— Андрей в зимовье остался, случайно на лося напоролись. Вышли на окраину кедрача, там осинник начинается, а лось стоит и молодые веточки жрет. Я его и завалил с первого выстрела. Надо торопиться, обратно успеть засветло. К Новому Году вернемся, отпразднуем, помоемся и обратно. Соболь неплохо идет в этом году, тьфу, тьфу, тьфу, не сглазить бы, — сплюнул он три раза через левое плечо, — на снегоходе то милое дело, классная машинка… Как у вас тут дела?
— Все нормально, Антон, Андрею привет передавай, — ответила жена.
Зима тянулась долго, но пролетела быстро. Всегда так бывает, когда вспоминаешь прошлое. Тоня в конце апреля родила сына, которого назвали в честь деда Антоном. И неизвестно еще кто радовался больше — отец с матерью или дед с бабушкой.
Когда оттаяла земля, сразу же начали копать котлован под дом и клинику, глубокую общую выгребную яму. Позже подошла бурильная установка и пробурила две скважины на глубину сто пятьдесят метров. Пробы показали, что вода отличного качества и пригодна для пищевых целей.
Сибирцев все-таки не согласился с тестем на фундамент из листвяка, мотивируя тем, что деньги есть и лучше залить бетон. Так и сделали как раз к сезону посадки. Пока фундамент подсыхал деревенские работали на своих огородах, а потом снова взялись за строительство. Брус заготовили заранее и не совсем стандартный, потолще, чтобы было тепло зимой. Антон Николаевич стал неофициальным прорабом на стройке, следил за ходом строительства и сам подключался к непосредственной работе. Работали без выходных человек тридцать-пятьдесят, каждый из деревенских мужиков хотел внести свою лепту в строительство. Егор удивлялся темпу, дом и клиника росли на глазах. Брусовые стены дома сразу же покрывали снаружи пропиткой светло-желтого цвета, которая не давала им темнеть и защищала от влаги. Внутренние стены и потолок зашивали качественной вагонкой, пропитывая ее определенным бесцветным составом, не дающим темнеть древесине. Окна пластиковые, а крыша из зеленого профлиста.
В начале августе уже все было готово и Сибирцев поражался скорости стройки. Тесть пояснял, что когда есть материалы, а рабочих рук предостаточно, то и спорится все. Мужчины теперь курили во дворе, предоставив место женам. Те пришли с ведрами и тряпками, мыли окна, стены, пол и потолки. Потом завезли мебель и расставляли ее. Дом, баньку, которая особенно нравилась всем, и клинику «принимали» всей деревней, накрыв столы на улице.
Светлана стала замечать, что ее бывшая подруга Анна (после того разговора они уже не общались между собой) часто гуляет вместе с Самохиным Андреем. «А я что — хуже что ли, — злилась она, — и здесь меня обошла это Анька. Тоньки, Аньки»… Она уволилась и уехала в город. Перед уборкой урожая Андрей с Анной сыграли свадьбу и стали жить в бывшем доме Сибирцевых. Большая семья увеличилась еще на одного человека, добавились и родители Ани. Частенько они собирались вместе посмотреть фильм или новости. Егор поставил в гостиной двухметровый телевизор, который привезли ему из города.