— А ты? Это я по поводу верности?.. И ещё, какие будут не главные требования?
Он с осуждением смотрел на её нервную улыбку. Ответил солидно:
— Я тоже буду верен, если хочешь. Я, собственно, никогда не был особенно заинтересован во всём этом… Я хочу тебя. Не других…
Он чуть замялся и Нел насторожилась. Вот и новые требования подъехали! Только аристократы могут обсуждать подобные вопросы с достоинством и постной миной на лице! Вслушалась:
— Мне придётся завести любовницу, хотя бы раз. Чтобы получить наследника… Это, собственно, и будет вторым моим требованием. Обязательным… Я не стану тобой рисковать. Никогда. Поэтому рожать ты не будешь.
Хотелось выкрикнуть: у меня уже есть дочь, и сбить эту спесивую, и одновременно трагическую мину у него с лица!.. А следом пробилась продираюшая, как ледяной душ, мысль. Он что, боится за неё?!.
Нел ужаснулась этой мысли. Если всё так, то это не игра, не каприз молодого мужчины, который впервые в жизни получил отказ. Серьёзнее! Всё намного серьёзнее и страшнее!.. Он что, и правда…
Она не успела додумать страшную мысль. Высокородные не терпят жалости, потому и кутаются в холодность и формальность. Ей ли не знать! Каждый день видела это в отце!.. Вот и Астиг Дастон, как только заметил тень жалости в её лице, передёрнулся:
— Не смей меня жалеть! Не забывай, что это у тебя нет права на отказ. Жалей себя, если есть желание заниматься этой хренью!
Расстояние между ними он преодолел в пару шагов. Легко присел перед скамейкой. Обнял её. Ну, как обнял?.. Снова скрутил так, что не шелохнуться. Не больно, нежно даже.
Не торопился. Не набрасывался, как можно было бы ожидать от него. Наоборот. Медлил. Смотрел в глаза и, наконец, прикоснулся к губам. Легко, невесомо.
Нел не испугал этот второй в её жизни поцелуй. Голова кружилась. А Дастон не был страшным. Уязвимым, да. И стоял перед ней на коленях. Как такого бояться?..
Только тогда, когда он увидел, что она спокойна и не вырывается, он поцеловал по-настоящему. Жадно. Будто нет и не будет ничего важнее. А Нел удивлялась, сквозь звон в голове. Дастон, оказывается может быть нежным… И нуждаться в ком-то…
Почему в ней? Ведь она никогда не загорится так, как он. Не сможет так же нуждаться в нём. Хоть этот его пыл и жажда и разгоняют кровь быстрее по венам.
Она плавилась под этим жаром. Пусть и не загоралась, но тлела. Сколько лет она одна? И всегда была одна. Та, далёкая ночь, была единственной… Нел позволяла ему целовать себя так, как ему хотелось. Не мешала. Голова гудела, как колокол, но уже не болела. Просто плыла и кружилась.
А он был рядом, над ней. За него можно было держаться в этом вращающемся, неверном мире. И он был, как скала. Те самые сухие, рельефные мышцы, что видела она тогда на полигоне. Сведённые, как в судороге… Он вздрогнул, когда она в первый раз провела рукой по спине и, кажется, зарычал негромко. Или застонал?..
Не имеет значения. Он, этот красивый, тренированный и жестокий зверь, подчинялся ей. Дрожал от прикосновения руки, выгибался от малейшей ласки. Когда она запустила руки к нему в волосы, он, кажется, совсем потерялся…
Нел неслась на волнах чужой одержимости. И дела не было ей сейчас, что этот быстрый парусник вот-вот выскочит на скалы и разобьётся… Она воспринимала реальность странно. Кусками. Не связанными между собой. Связывала их вместе только его страсть. И её покой. Странный покой, будто ничего в жизни не имеет значения…
Он пользовался её развинченностью. Дотянулся, наконец!.. Реальность плыла для него, как тогда, во дворике академии, когда, казалось, что никакая сила не сможет оторвать его от этой женщины…
Острейшее возбуждение стирало рамки, отправляло его хвалёный самоконтроль в преисподнюю. Он горел, пылал и наслаждался этим. Безумие, оказывается, бывает невероятно, глубоко волнующим и самым важным. Целовать, обнимать, касаться там, где придётся. Не думать, только чувствовать…
Что может быть важнее?..Желанее?.. Только слиться полностью… Какая разница? Она его… Он никогда не отпустит её… Никому не отдаст…
Глава 41
Когда Дастон застыл, Нел удивилась. Что-то не так… Провела рукой по его спине. Он застонал… Прикоснулась к лицу. Что с ним? Открыла глаза. Затуманенные, с поволокой.
Реальность всё ещё была нереальной. Голова кружилась. Видеть то, что он тоже потерян, было… Нет, не приятно. Утешительно. Не одна она такая. Не понимает сейчас, где верх, где низ. Он тоже.
Грустно было видеть его хорошо скрытую боль и одиночество, и она ласково улыбнулась ему. Как улыбалась Мэй, когда та боялась чего-то в раннем детстве. Шепнула: