— Я сказала, плевать на принципы! Твои и мои!
Мужчина мучительно брал себя в руки. Инстинкты не слушались. Они хотели свободу и эту женщину… Поэтому он забыл о своих принципах, рассмеялся бесшабашно, радуясь освобождению:
— Давай подождём хотя бы до завтра! Если ты не передумаешь, и решишь нарушить свои принципы на трезвую голову, я с удовольствием нарушу свои и научу тебя любви!
Глава 45
Безусловно, Нел передумала. Не сразу, конечно.
Она спала в его объятиях сладко, без снов. Утром целовалась с ним самозабвенно. И с удивлением потом рассматривала в ванной свои припухшие губы и шалые, счастливые глаза. Переоделась там же. В новые бельё, одежду и обувь, что заказал для неё Лавиль. И снова целовалась. А он самозабвенно запускал руки в её гриву и "причесал" её только перед самым выходом из "дома".
Её не смутило то, с какими предосторожностями выбирались они из этого самого дома. То, что расстались они почти сразу. И то, что он не поцеловал её на прощание. Она пошла на занятия. И первая пара, теоретическая магия, тоже прошла, как в тумане. Она прилежно писала, всё ещё не выпадая из "комы".
Что-то стало доходить до неё только на второй паре, на практической магии… Да, так стало "доходить", что магистр Рувих, который терпеть её не мог, не выдержал и приказал:
— Идите прочь, адептка Тал! К лекарям или к себе в комнату. На вас лица нет!
Нелли пошла. Пришла в их с Ильгой комнату. Подруги нет. На занятиях. И отлично! Нет, не так!.. Единственно возможно! Если бы Ильга была здесь, она, Нел, просто не выдержала бы.
Она содрала с себя тряпки и обувь. Свернула узлом. Завернула во что-то и подпихнула под кровать. Выбросит потом. Мантию оставила. Её Элвин принёс. Пошла в душ. Хорошо, что он тут, прямо в комнате, за дверью. Сделала воду нестерпимо горячей и отдирала мочалкой от себя всё, кажется с кожей. И голову мыла так же.
Вышла из душа. Щёлкнула пальцами. Плевать, если заклинание сработает как-то не так, и она останется лысой. На удивление, получилось. Волосы и тело высохли… Быстро оделась в привычную одежду, заплела косу. И пошла к Илевею.
— Мне нужен фрилл. Бутылка, — заявила ему с порога. Даже не поздоровалась.
Домовой мигом оказался рядом. Заглянул в глаза:
— Оно бы может и можно было бы, ласточка, да только как же? После такого ранения-то?..
Нел не удивило, что он знает. И не смутило. Она тем же деревянным голосом сказала:
— А лучше что-ль, если я мозги запеку сейчас большинству разумных в академии? А может и дальше?
Илеевей ласково улыбнулся:
— Дальше не выйдет, ласточка! Защита! Как раз для таких вот случаев. У нас, знаешь ли, разные студенты бывали. Особенно, раньше… Да и в последнее время тоже… И правда, магия нашего мира просыпается, ласточка. Слава богам!
Нел не дала заговорить себе зубы. Рыкнула:
— Фрилл, Илевеей! Иначе сама пойду искать чего-нибудь. Эдакого…
Илеевей ловко подхватил её под руку и усадил-таки на диванчик, хоть она и упиралась. Заглянул в глаза просительно:
— Может, всё-таки лучше поплакать, рыбонька?
Нел потерянно посмотрела на него:
— Не получается!..
Домовой аж руками всплеснул:
— Экая невидаль, милая! Раз борешься, значит, справимся. Ты борись, борись! А я сейчас чайку тебе успокоительного… Расслабишься чуток, они и пробьются слёзы-то. И все дела! Ни риска для разумных. Ни тебе вреда никакого… Дал бы я тебе фрилл, как не дать бы! И проследил бы потом… Но с сотрясением же, милая, нельзя. Справимся мы. Справимся! Вот поплачешь чуток и будешь огурцом.
Домовой убалтывал её и сновал по своей каморке. Споро готовил тот самый чай. Налил здоровенную кружку. Вручил ей:
— Пей, милая!
Непонятно, что там было в том "чае", да только срубило Нел с него почти так же, как с гномьего самогона. И, да. Слёзы пробились на половине кружки. Допивала "чай" она уже тонко поскуливая. А потом и вовсе завыла. И поплакала вовсе не чуток, а хорошо так плакала. До той степени, что стала напоминать не огурец вовсе, а самый настоящий помидор. Красный, распухший, глянцевый.
Несчастный такой, потерянный помидор. Который и на белый свет смотреть-то не мог. Не потому, что глаза резало от слёз, а потому, что гадко было от мира этого. И от самой себя…
Илеевей молчал больше, не выпытывал ничего. Только что поддакивал иногда, да потчевал её всеми этими "ласточками", "рыбоньками", "кисоньками". Аугусто, хмурый, молчаливый и снова седой молча притулился сбоку от хозяйки. Снова он опростоволосился. Не уберёг. Во всех смыслах… Нужно было за помощью бежать, а не подпитывать её… Боялся он!.. Так боялся, что не вытянет она! Потому и подпитывал, пока сам не свалился там же. Элвин нашёл и выхаживал…