Хотя, правильнее сказать, что её "пошли". Те самые парни, что защищали от тычков. Они и сейчас были рядом. Как только лекция закончилась и к Нелли сунулись желающие высказать то, что они думают о её вольнодумстве, парни подхватили её и потащили из кабинета прочь.
Сноб потащился за ними. И высказался первым:
— Ты точно безумная! И не вылетела в первый же день только потому, что Лавиль считается вольнодумцем даже здесь! Его терпят только потому, что он любимчик Элвина!
— А почему я терплю тебя? — огрызнулась Нелли.
Парень вдруг улыбнулся:
— Простите. Эрвин Вик. Сын достопочтенного Эсвика Вика.
Красавчик усмехнулся:
— Ленис Краф. По-видимому, бастард кого-то из папаш наших "золотых деток". Универсал и целитель.
Он выплел сложное заклинание быстро и филигранно. Безупречно. Оно повисло на кончиках пальцев, переливаясь. И так же легко, он развеял его.
Крепыш усмехнулся:
— Карвин Дан. Обыкновенный.
Нелли вздохнула:
— Нелли Тал. Необыкновенная. Едва не вылетела в первый же день… И я ничего не могу.
— Как? — изумился Эрвин.
Нелли, может быть, и промолчала бы. Но ведь всё равно узнают. Смысл? И она призналась, не во всём, конечно:
— Я набита дарами, как Ленис. Но пользоваться ими не могу. Вернее, равно возможны три результата у моего заклинания: ничего не сработает, сработает отлично. А третий вариант… Я что-то сожгу, взорву, затоплю… Или выжгу на месте раны дыру.
Парни смотрели на неё с изумлением. Даже каменный Карвин. Он же нашёлся первым:
— Сочувствую.
Нелли вдруг всхлипнула. Реакция нормальных студентов лучше всего показывала, насколько ненормальна она. Есть ли надежда для неё? Захотелось взвыть. Она снова всхлипнула тонко и жалко. Эрвин засуетился, похлопал по карманам, отыскал носовой платок и сунул ей в руку.
Воспитанный! Хоть и сноб! Милый… Все они милые! А она!.. И этот вот, папаша Мэй… Согласен он с ней! Как он был бысогласен, если бы она устроила ему что-нибудь эдакое? Приворот… К вот этому вот дереву!..
Парни с ужасом смотрели, как у их новой подруги одна за другой вылетают шпильки из причёски. И вот, дикая буйная грива полощется на бешеном ветру, что ещё набирает силу, закручивается смерчем. А девчонка смеётся. И смерч этот колеблется в такт её смеху. Танцует…
Красиво и страшно. Жутко. Студенты бегут прочь. А они стоят рядом, как вкопанные. Ленис расчётливо хмурится:
— Нужно вырубить. Иначе никак. Она совсем с катушек слетает.
Карвин ответил твёрдо:
— Я бить не буду.
Эрвин взвизгнул:
— Я тем более! Бить женщину! И убежать мы не успели…
Ленис пожал плечами:
— Не успели. Рядом с ней сейчас безопаснее. И да. Я тоже не буду бить.
— И что делать? — вскричал Эрвин.
Нелли вздрогнула. Смерч увеличился. Карвин буркнул:
— Не визжи! Испугаешь, хуже будет.
Ленис добавил:
— Скоро явится ректор и всё уладит. А пока нужно поговорить с ней. И он мягко придвинулся к Нелли. Бесстрашно.
— Милая! Что так расстроило тебя? Судя по тому, что мы видим, дары слушаются тебя, как мало кого. Ну, и что, что в разнобой. И силы в тебе…
— Как у дурачка ракушек! — сдавленно, сквозь зубы прошептала Нелли.
Нис просиял. В себе! Значит, можно пробовать дальше. Придвинулся к ней ещё… Она опередила его. Открыла свои потерянные, бешеные глаза. Прошептала:
— Переключи меня!
Нис не был дураком. Он, можно сказать, был гениален. Потому и оказался тут, несмотря на происхождение и прочие частности, и со стипендией. Он сообразил, чего она хочет от него. И как сделать это максимально эффективно.
Не опасаясь уже, он мягко обхватил девушку за талию и притянул её к себе. Она возмущённо распахнула глаза, а он прошептал:
— Переключаю…
И поцеловал её…
Лавиль чувствовал себя погано. Так погано, что и не рассказать! От недосыпа его морозило. Голова кружилась. Эуфимия уже третью ночь не давала им спать. И это несмотря на то, что сёстры Гарнар только что были в гостях. Подпитывали и развлекали её.
Наверное, от этого ей и стало хуже. Надежды, что она выживет после рождения наследника не осталось ни у кого. А младшая из сестёр ещё совсем ребёнок и не умеет притворяться или скрывать свои чувства. Она такими глазами смотрела на королеву… С сочувствием и нежностью…
Конечно, такая как Эуфимия, не могла вынести эти взгляды. Они укоряли её. Жгли, как раскалённый металл. Скольких убила она?.. И, конечно, понимает, что будет платить. И то, что раньше казалось далёким и незначительным, вставало перед ней, как неотвратимое будущее.