На что надеялся магистр Рубах? Что она устроит истерику? Сбежит? И он с чистой совестью сможет доложить ректору, что его протеже не только ни на что не годна, но ещё и не желает учить теорию? Девчонка удивила его. И продолжала удивлять дальше. Она сидела с таким бесстрастным лицом, что он был бы уверен, что она умственно отсталая, если бы своими глазами не видел, как на перемене она болтает и хихикает с приятелями.
Старый маг пожелал сломать её такой мелочью? Ему и близко не сравниться с Альбором Талеем ни в фантазии, ни в мотивации! Тот ломал дочь годами, целенаправленно и систематически, для её же, как он считал, блага. Она привыкла к такому: сидеть, молчать, не двигаться часами, чтобы "обуздать дурную кровь".
И она сидела. Так недвижимо, что пугала и студентов, и магистра. Над ней перестали смеяться, отводили глаза. А она не пожаловалась Элвину. Это её битва и испытание на прочность. Она пройдёт его сама.
Занятия с ректором проходили по вечерам, дважды в неделю. В его домике. Там же она и оставалась потом ночевать. С собой всегда приносила одежду назавтра и продукты. На ужин готовила Элвину традиционные блюда Ламеталя и Гарнара. Он очень любил их. Радовался, как ребёнок. И любил сладости.
Нел так привязалась к старику, что начала чувствовать за него ответственность. Присматривала за ним. Перетряхнула гардероб, выбросила всё откровенно ветхое. Приносила ему из Гарнара тёплые и красивые вещи. Пусть порадуется! Тем более, что никто не увидит, что там у него под мантией ректора, даже если это одежда с эльфийский узором!
Дома она ночевала остальные пять ночей в неделю. Мэй была счастлива и смеялась, что стала видеть маму даже чаще, когда та пошла учиться. Раньше она просиживала вечера в башне Гарды, а теперь с ней. Она, конечно, преувеличивала… Но то, что дочь спокойна и счастлива, было очевидно. И сердце Нел утешилось.
Прошёл только месяц после начала учёбы, а Элвин попросил познакомить его с Мэй. Нелли насторожилась. Старый маг посмеялся. Если нужно, он поклянётся, что Лавиль не заглянет к нему домой "на чай" в тот вечер. И она согласилась.
Мэйлин была счастлива! Ректор оказался именно таким, каким она его представляла: добрым и волшебным. Он показывал ей удивительные "фокусы" на лужайке перед домом, предварительно накрыв её куполом. И сам был, кажется, не в меньшем восторге, чем она, наблюдая за тем, на что способна магия.
Потом они пили чай и болтали у камина. Мэй с азартом рассказывала о последних опытах Эль. Как она помогает ей. О жизни замка. О том, что её тренирует старый Хельм, вместе с мальчиками. Хвалит её, ведь она пусть и слабее, но гораздо ловчее и быстрее любого парня.
Элвин спросил об Адельмаре. Мэй расплылась в улыбке и призналась, что он один из её любимцев. Старый маг, посмеиваясь, попросил перечислить других "любимцев". Мэйлин послушно перечислила тех, кого дормерцы называли, "самыми опасными тварями старого мира".
Элвин лишь уважительно покачал головой и уточнил, почему все её друзья такие сложные? Мэй вздохнула и призналась, что она сама такая. Нахмурила бровки и высказала ректору, своё соображение: простых людей нет. Любой может удивить.
Привела пример. Рассказала о том самом случае с поварятами. О драке с "храбрым" поварёнком:
— Мы друзья теперь. Так странно! Лиму стало стыдно, что его побила девчонка и он попросился к Хельму, — улыбнулась хитро. — А наставник "вытряхнул из него дурь". Нет! Он не бил его! Нет никого добрее Хельма!.. Ему, оказывается, скучно было. Лиму. Вот он и занимался глупостями. Теперь времени нет. Он работает, тренируется и присматривает за мной, пока мама тут.
Мэй трагично вздохнула:
— Все так старательно присматривают за мной, что я шагу ступить не могу. И скоро растолстею!
Элвин и Нелли расхохотались, а Мэй скоро заснула там же, в кресле у камина. С Аугусто под боком и безмятежной улыбкой на лице.
Элвин любовался девочкой. Попросил тихонько:
— Приводи её сюда иногда, Нел. Я уже стал забывать, какие прекрасные дети в Гарнаре. Свободные и счастливые. Добрые. Рядом с ней даже дышится легче…
— Вы ведь оттуда?
Вопрос вырвался сам по себе. Да ей и не нужен был ответ. Она знала и так. Старик кивнул:
— Ты правильно чувствуешь, дорогая. Я до сих пор помню запах утренних рос в долине. Холмы… Но я так давно не был там!.. И давно нет тех, кто мог бы помнить меня…