И Нелли прекратила. Улыбнулась:
— Пусть хоть часть моих невозможностей останется при мне!
Её сосед высказался:
— Ты уже сейчас могла бы сдать Рувиху его предмет.
— А толку? — довольно грустно ответила Нел. — Как только я пытаюсь влить туда силы, всё идёт наперекосяк…
Загадка! Что может быть интереснее для целителей!.. И её принялись "допрашивать" дальше. А кто-то задал крайне разумный вопрос:
— А Элвин? Что говорит он? Если Рувих и другие тебя не трогают, значит это приказ ректора. А значит, он смотрел тебя. Есть же у него какие-то догадки? Голова у него варит!..
Даже за глаза парни высказывались об Элвине исключительно хорошо. Его любили адепты. Поголовно. Нелли было приятно, что они любят его. Она ведь тоже полюбила старика… Словно любимого дедушку, которого у неё никогда не было.
Вздохнула:
— Он говорит, что это от несвободы. Меня слишком подавляли в детстве. Я привыкла терпеть. И сама перекрываю магические каналы. Инстинктивно.
Большего она не скажет им. Тем более, что и этого оказалось достаточно. Парни смотрели на неё с невыразимой жалостью. Это как же нужно мучить ребёнка-мага, чтобы он стал воспринимать магию врагом?
Нелли попыталась сгладить впечатление. Ей даже неловко стало оттого "как" они ей сочувствовали. Усмехнулась:
— Расслабьтесь парни! Меня никто не бил и не издевался. Просто подавляли!
Лица стали и вовсе трагичными. Пытки!.. Каждый из них теперь простил бы Нелли Тал любую выходку, прикрыл бы. Для них она навсегда стала жертвой истязаний. Тем более, что они, как лекари, могли довольно точно предположить, что длилось это всё годами.
Нелли просто не смогла вынести жгучей жалости… Ухватила, от неловкости, первое, что попалось под руку… Опрокинула чарку. Закашлялась… Тем более, что ухватила она не свою, а полную чарку Симона Вирта, рядом с которым сидела. Мир начал медленно, но неуклонно наливаться красками. Она удивлённо рассмеялась и не заметила, как испуганно переглянулись парни. И какое белое, как простыня, лицо у лорда Виллиса.
Он тоже опрокинул чарку. Но ему, в отличие от Нел, легче не стало. Он не юная наивная девочка, которая никогда не пила… Но зато переносила систематические ментальные пытки… Которые он продолжил. Он на своих занятиях тоже подавлял её, ломал. Ещё и бил. Ясно же, что как ни группируйся, а ей доставалось.
Ясно теперь, почему она так флегматично сносила его издевательства. Привыкла… Виллис едва не взвыл от ужаса. До чего он докатился!.. Он, аристократ и воин, в которого понятия чести родители вкладывали с детства. С любовью. У него были прекрасные родители. И семья. Безоблачное детство… Которого не было у этой девочки.
А сколько их таких, среди его студентов? Пусть и не в такой степени?.. Он не видел их. Не понимал, почему внешне совершенно нормальные ребята, такие трусливые или не верят в себя… Их сломали, конечно, до него. Но и он доламывал… Чём думал Элвин, когда поставил такого больного ублюдка, как он, деканом факультета? Испугался короля? Поддался?
Виллис терзался и мучался, а веселье у студиозов набирало обороты. Парни убедились, что Нелли в порядке и расслабились. Тем более, что девчонке, похоже, только на пользу пошло. Она хоть улыбаться стала. Шутить. И они отвечали тем же.
Без всякого подтекста. У многих были младшие сёстры или родственницы. Она была, как они: смешная, забавная. Без всякого кокетства. И это было здорово. Потому и они решились на то, чего никогда не позволили бы себе с другой барышней.
Звали её танцевать и каждый вытаскивал по одной, или по две, а некоторым удавалось и три шпильки вытащить из причёски дамы. В какой-то момент, вся эта конструкция рухнула, укрыв девушку целым каскадом завитушек и локонов. Нелли ужаснулась. Парни издали торжествующий вопль: получилось! Как дети!..
Оно-то, да. Только тот, последний, кому "повезло", едва не лишился головы. Симон Вирт подскочил к Нелли и отбил у неё незадачливого кавалера. При этом уговаривал её:
— Ну? Сама же говорила, что из-за несвободы всё! Вот мы и решили помочь. Исключительно ради человеколюбия! И будем молчать. Тем более, что нет тут никого другого. Будь свободной, Нел! Такой же, как твои буйные кудри!
Нелли не обратила внимания на поэтичный комплимент. Зыркнула на Виллиса. Вирт и тут успокоил:
— И он будет молчать. Ему первому не выгодно, если его пьянка со студентами выплывет. Веселись!
Он подхватил Нелли и принялся отплясывать какой-то народный танец так, будто всю жизнь прожил в деревне. И она не отставала. Кружилась, смеялась… И почувствовала себя свободной. Смешно, но распущенные волосы, и правда, помогали. Может быть потому, что отец именно их считал самым большим её изъяном? Волосы и глаза…