Лавиль поверил ей. Безоговорочно. Пробормотал:
— Я никому… А как же эти все…
Она поняла. Ответила:
— Об этом знают все, кто играет в политику. Твои друзья тоже. Почему ты думаешь, король пытался обаять нашу княгиню? Он знал, что она будет безусловно верна тому, кто затронет её сердце.
— Она и была верна тому, кого выбрала, — против воли проболтался Лавиль. — Она почти умерла, чтобы спасти его.
Нел не удивилась. Кивнула:
— Алат тоже знает. Все политики и шпионы знают.
— Они ловят вас на этом? — спросил вдруг Дамиан.
Нел покачала головой:
— Мы стараемся не выпускать молодняк из княжества. Это то место, где они могут быть в безопасности. Как в нашем старом мире. Максимум Ламеталь. Законы там теперь созвучны с нашими… В Дормер эльфы попадают только случайно. Или если нет выхода… В Тайной канцелярии только те, кто уже любил, потерял и пережил. Им нечего терять больше.
— А ты? — шепнул Лавиль.
Нел спокойно глянула на него:
— У меня есть ребёнок, Лавиль. Дочь.
— Виллис знает?
— Да.
Разговор заглох. Он сам вернулся к опасной теме. Протянул задумчиво и, казалось бы, безразлично:
— Сильно Виллиса зацепило, раз готов принять ребёнка…
Нел пожала плечами. Допила бокал:
— Кто его знает… Как по мне, одинаково неприятны и его одержимость, и твоё равнодушие.
Он даже не повернулся к ней. Бросил хмуро:
— Я не был равнодушным.
Нел фыркнула:
— Ну, конечно! Предложил поучить меня любви!
Он усиливал воздействие на неё. Чтобы говорила правду. Очень плавно. Чтобы не заметила его фортель. Она и не замечала. Несла эту самую "правду", от которой он уже больше восьми месяцев был сам не свой. Он задавал вопросы, а она била его той самой "правдой" наотмашь по щекам. Или по сердцу… Вливал силы в её резерв бурным потоком теперь. Сама же призналась, что действует безотказно. Чтобы не запомнила их разговор. Мало ли что там у него на лице от этой "правды" проступает?..
— А что не так было с этим "учить любви"? Вы же, вроде бы, не цепляетесь за формальности?
Нел фыркнула:
— Как удобно! Я попользуюсь, оскорблю и назову это "свободой".
— А чего ты хотела? Брак? Как Виллис?
Она даже не ответила. Пренебрежительно хмыкнула. И он озверел. Осторожно убрал бокалы подальше. Подсел ближе. Она плыла уже. Теперь он видел, что она, и правда, как пьяная: расширенные зрачки, покрасневшее лицо. Блестящие зелёные глаза. Он посмотрел в эти глаза. И спросил то, чего не мог понять:
— Почему честность обижает больше всего? И ты!.. Ты ведь сама уходила от меня. Столько раз! Ты каждый раз бросала меня! Ты! Не я! Почему?
Она прошептала:
— Ты не умеешь любить. Не можешь нуждаться в ком-то…
И он просто вырубил её. Усыпил. Пусть спит. Ей полезно проспаться. От своих диких идей. Да! Он не верит во все эти сопли! И обещал себе, что никогда не свяжется с женщиной серьёзно!.. Но, чтобы не нуждаться?..
Он нуждался в этой мерзавке так болезненно, что становилось страшно. И каждый раз надеялся, что она останется и доверится ему. А она уходила. Он слышал. Каждый раз. И делал вид, что спит. Почему?.. А что ему было делать? Умолять?.. Она и завтра уйдёт. И, не исключено, что к Виллису. И что? Что тогда?..
Он рывком стащил рубашку через голову. Улёгся рядом с ней. Конечно, хотелось бы, чтобы она была тут, с ним, и радовалась ему. Доверяла ему. Но раз нет?.. Что делать? Он не нарушит слово. Ничего между ними не будет. Но это не значит, что он не может получить своё хоть так…
Как?.. Да как придётся. Как захочется… Он устал быть без неё. И страх этот, что мерзавка выгорит, доконал его почти. Ходила к нему пол года худая, прозрачная, равнодушная и пустая… И его сорвало… Эльдар оказался прав: всё это… Весь этот разврат ни хрена не лечит и не облегчает боль. Ни хрена…
Он потянулся к пуговицам на смешной пижаме. Поцеловал мерзавку в шею и застонал от того, что, наконец-то почувствовал себя живым. И страшная пружина в душе со стоном и стрипом стала разжиматься…
Ему плевать, каким извратом он будет выглядеть в чьих-то глазах. Он изврат и есть. Усыпил студентку, раздел и ведёт себя с ней, как кархон со своей самкой… А что остаётся?.. Он так соскучился! Восемь месяцев!.. Восемь!.. Как он выжил вообще?..