— Правда? — Аринтул, то есть, теперь уже Рин, нужно привыкать к новым именам, удивлённо поднял на меня глаза.
— Здесь даже у короля двусложное имя, — кивнула я. Вспомнила, как это меня удивило на уроке географии, для меня подобное было дикостью, но так оно и было — вся местная знать, от короля до мелкопоместных дворян, носила двух-трёхсложные имена, в зависимости от пола, все простолюдины — одно-двухсложные, и мы теперь относимся к последним.
— Я привыкну, — кивнул братишка. — Лучше жить с коротким именем, чем умереть с длинным.
И я снова подумала о том, как же быстро пришлось ему повзрослеть.
— Давай посмотрим, что в мешочках, — предложила я, чтобы немного отвлечь его.
В мешочках оказались драгоценности — кое-какие фамильные и личные, не все, для всех не то что потайного ящика, всего сундучка не хватило бы. В один из мешочков была вложена записка с планом тайника и инструкцией, как именно его открыть — снова каплей крови, моей или Ронтида. Сможем мы за ними прийти или нет — захватчикам они не достанутся в любом случае. Было ещё несколько мешочков с золотыми и серебряными монетами, и ещё один — потёртый, и не бархатный, а суконный — с медяками, среди которых затерялось несколько серебрушек.
Вынув этот, последний, а также картонную папку, я задвинула ящичек, решив оставить письма на потом. Если бы их нужно было прочесть сразу, герцог указал бы это в своём письме или оставил их на виду. Скорее всего, это были прощальные письма детям от матерей. Письмо герцога я, кстати, тоже спрятала в тайник.
— Смотрите! Смотрите, что мы нашли! — раздалось у нас за спиной, когда мы с Ρином запихивали сундучок обратно в тележку, стараясь не потревожить при этом спящих малышей.
Оглянувшись, я увидела медленно приближающихся к нам тройняшек с малышом Ронтидом, то есть, Ронтом, семенящим рядом, держась за юбку Льюлы. Я почувствовала вину, что, занятая письмом и тайником, выпустила их из поля зрения, и порадовалась, что с ребятишками ничего не случилось.
Сами же тройняшки волокли что-то круглое и зелёное в чём-то, напоминающем сетку. Им явно было тяжело, но они упорно волокли это что-то к нам. Кинувшись на помощь, я обнаружила в сетке, словно сплетённой из стеблей, арбуз. Самый настоящий, огромный арбуз.
— Там поле с арбузами, — пыхтя, пояснил Сев — я решила даже думать о детях по-новому. — За полем с рожью.
Так вот как эти растения называется! Мне даже неловко стало — тройняшки знают, а я нет. Но они — маги растений, у них и занятия совсем другие были.
— Прямо на земле, не в теплице! — восхитился Нев. — Только они ещё ма-аленькие, с кулачок. А мы вырастили!
— А я сетку сделала, — похвалилась Льюла. — Крепкая получилась, не рвётся.
Да, вот так странно сочеталась их магия. Близнецы могли выращивать растения, за несколько минут превратить семя в цветок, дерево или спелый овощ, но ничего изменить в нём не могли. Зато Льюла могла, меняла и цвет, и форму, и качества — но сама ничего вырастить быстрее, чем заложено природой, не могла. Зато втроём они совершали настоящие чудеса.
Мы разбудили Велу и уселись есть редкое лакомство. В нашем климате арбузы на открытом воздухе не росли, точнее — не вызревали. Тут либо теплицы делать, либо магу постараться, либо привозить издалека. В любом случае — удовольствие дорогое, и даже в семье герцога — не частое и сезонное, а для простых людей вообще недоступное. А здесь они просто в поле растут, подумать только!
Я рассказала детям нашу легенду — кому я теперь мама, а кому тётя, — и назвала наши новые имена. Старшие отнеслись ко всему на удивление серьёзно, даже шестилетки понимали, что такое смерть, и что случилось этой ночью с нашими близкими. А малыш Ронт понял лишь, что мы прячемся от страшилищ, и теперь наши имена звучат короче, а я теперь понарошку буду его мамой. Этого было достаточно. Младшие вообще ещё говорить не умели, даже двухлетняя Лана лопотала что-то на своём, детском, малопонятном, не проболтаются.
Когда арбуз был съеден почти весь, я впряглась в специальные постромки и покатила тележку на восток, ребятишки старались помочь, подталкивая её сзади, но в целом мне было не тяжело. Неказистая с виду, тележка была тщательно смазана и имела очень лёгкий ход, и это было в сто раз лучше, чем тащить на себе и малышей, и вещи. Наши родственники продумали всё.
Пройдя около километра, точнее — примерно две тысячи шагов, которые Рин и Вела считали вслух, причём на Лурендийском, мы обнаружили пасущуюся возле леса лошадь под седлом, а подойдя ближе — мужчину средних лет, лежащего на дороге без сознания со странно вывернутой, окровавленной ногой и кровью в волосах. Оставив детей и повозку в сторонке, я осторожно приблизилась, взяла мужчину за руку и провела диагностику.