— Прошу тебя, Анечка. Пожалуйста. Ты наша последняя надежда.
— Да что случилось? — изо всех сил стараясь не поддаваться панике, спросила я.
— После того как ты ушла, Леше с каждым днем все хуже. Ему снова пришлось вернуться в инвалидное кресло. Но что самое ужасное, теперь он дни и ночи напролет проводит в своей комнате. Мой сын почти ничего не ест, ни с кем не разговаривает и никого не хочет видеть. Друзья перестали его навещать. Нас он видеть не желает. Аня, я боюсь. А что, если он…
— Ну-ну-ну. Не надо. Не плачьте, — забормотала я. Оглядевшись вокруг на предмет наличия посторонних, не обнаружила таковых, успокаивающе погладила сотрясающуюся от немого плача женщину по спине и усадила обратно на стул.
— Аня, прошу, помоги. Мы знаем, вы были близки. А потом произошло что-то такое, после чего ты больше не хочешь его видеть. Но умоляю! Я заплачу. Сделаю что захочешь, только спаси моего сына.
— Мне ничего не нужно… — произнесла растерянно и тут же поспешила добавить: — Я помогу. Но что я?..
— Просто поговори с ним. О большем не прошу.
— Ладно, — тяжело вдохнула, понимая, что уже и так на все согласилась, — но работа.
— Идите, Анна. И если в том будет необходимость, сегодня можете не приходить, — раздался позади меня голос неизвестно когда подошедшего главврача.
— Спасибо. — Обернувшись, благодарно кивнула и, попросив Галину немного подождать, направилась обратно в сестринскую, чтобы переодеться.
В машине мы ехали молча, размышляя каждая о своем. Денис вез нас по уже хорошо знакомому маршруту, приближаясь к тому месту, где я думала уже никогда не оказаться. И вот я снова здесь.
Поднявшись на крыльцо и кивнув встретившей нас управляющей, направилась вслед за Галиной на второй этаж. По мере того как мы приближались к двери в конце коридора, мое сердце начинало биться все быстрее и громче. Сделав несколько глубоких вдохов, после чего кивнув, тем самым давая понять оглянувшейся на меня женщине, что я в порядке, зашла следом, но почти сразу была пропущена вперед.
В комнате царил обычно несвойственный ей полумрак, и причиной тому стала закрытая толстыми черными занавесками балконная дверь. Посреди комнаты лицом к ней в инвалидном кресле сидел хозяин этого сумеречного царства. Чуть склонив голову к левому плечу, он даже не пошевелился, когда мы вошли. Растерявшись и не имея ни малейшего представления, как мне быть, оглянулась на подпирающую дверь мать парня и шепотом спросила:
— Что мне делать?
— Почему она здесь?
От глухого, чуть хрипловатого голоса Алекса вздрогнула и замерла в ожидании того, что будет дальше.
— Это я попросила ее прийти, — отозвалась женщина.
— Зря старалась. Она больше не хочет меня видеть.
Стало очевидно: сейчас был мой черед что-то сказать или сделать. Не придумав ничего другого, кроме как обойти сидевшего в кресле, я оказалась у балконной двери, одним резким движением открыла занавеси, обернулась и взглянула на парня. Комната тотчас наполнилась светом, а Леша неприятно поморщился и, зажмурившись, соизволил-таки пошевелиться, но лишь для того, чтобы отвернуться. Пока парень пытался привыкнуть к новому освещению, у меня появилась возможность хорошенько его разглядеть. И чем больше я смотрела, тем больше убеждалась, что лучше б этого не делала. Увиденное ужасало. У сына наблюдались те же признаки недосыпания и плохого питания, что и у его матери, с той лишь разницей, что Алекс выглядел куда хуже. И дело было не столько в бледности лица и синяках под глазами, сколько в худобе и том, что он почти не двигался. Не хотел или не мог, я не знала, да и не желала знать, в этот самый момент окончательно решив, что не выйду отсюда, пока не исправлю всего того, что сама же с ним и сделала.
— Наверно, мне лучше оставить вас, — очевидно, прочтя что-то такое на моем лице, Галина почувствовала себя лишней и поспешила ретироваться, плотно прикрыв за собой дверь.
— Жалкое зрелище, правда? — начал Алекс, силясь взглянуть на меня и продолжая щуриться. — Зато теперь как нельзя точно отражает мою истинную сущность. Ну, чего молчишь? Ах да, я ведь даже взгляда твоего теперь не достоин. Что уж о словах говорить. Правильно, нечего разговаривать с таким ничтожеством. Налюбовалась? Видишь, во что я без тебя превратился? А теперь уходи. И шторы закрой. Я больше не нужен этому миру, а он мне.
Алекс снова отвернулся, превратившись в живую статую. И проследив в этот раз за его взглядом, я только сейчас обнаружила в руке парня мой кулон. Пропуская цепочку между пальцев, Леша как будто пытался поймать ими подвеску-сердце, но из-за тонкой вязи, повинуясь закону притяжения, та снова и снова ускользала от него.