Наталья Бульба
ЦЕЛИТЕЛЬНИЦА
ГЛАВА 1
Еще только начало августа, но ночная прохлада уже намекала на подступавшую осень.
Игнат поежился — внутри стыло не от холода, а от нехороших предчувствий, перевел взгляд с окончательно потемневшего неба на мерцавшую над домом сетку защиты.
— Барин, — окликнули его, сбив с мысли о том, что от серьезного врага, если такового завел, мало что спасет.
— А по роже? — откликнулся он, даже не оглянувшись. Как ни скрывался, но Андрея Игнат ощутил, когда тот только вышел на крыльцо.
— Да не хотелось бы, — хмыкнул подошедший практически вплотную мужчина.
По возрасту почти ровесники. Но если Игнат иногда чувствовал себя стариком, то этот духом был молод.
Внешне Андрей не был крепок, но и в слабости не упрекнешь. Высок, худощав, но не худ. В одежде скромен, однако без «но» и здесь не обошлось. Все добротно и ухоженно.
Но это на первый взгляд. Второй, более внимательный, мог заметить особую легкую поступь, когда идешь, скорее зверьем, а не человеком. Да и держался так, что только дай повод, тут же бросится.
— Вот и мне не хотелось бы, — лишь теперь развернувшись, констатировал Игнат. — Время, Андрей. Пора. Можно было бы задержаться на день-два, но, чувствую, поджимает. Если не сами, так Александру в беду вовлечем.
— Согласен, барин, — без малейшего намека на ерничанье кивнул его собеседник. — Маетно. Еще не так, чтобы совсем ух, но мысль про заныкаться уже появляется.
Игнат и не хотел, но улыбнулся.
Андрей — бастард, воспитывался в доме отца. Род не из первой сотни, но и в захудалых не значился, так что образование непризнанный отпрыск получил хорошее. Все эти «барин», «заныкаться» были не по причине косности речи, а лишь из огромной тяги к лицедейству, которую не смогли выбить ни тяготы воинской службы, ни война, ни те приключения, в которые вольно или невольно, но втянул его Игнат.
— Ну, раз и тебе маетно… — уже без улыбки начал Игнат. — Свяжись с Ревазом, пусть к рассвету начинает. А сам…
— Да помню я, помню, — отмахнулся Андрей. Вот только взгляд, несмотря на легковесность слов, был острым, напряженным. — Барышню в машину и в поезд. Посадить, негласно проводить, проследить, как встретят.
— Это хорошо, что помнишь, — все-таки поморщился Игнат.
Хоть и десять раз все продумано, но за дочь он беспокоился. Не из-за того, что не справится — Александра росла весьма и весьма смышленой, а из-за случая, который как ни предугадывай, а все равно не предугадаешь.
Вездеход покинул усадьбу за два часа до рассвета.
Проводив машину взглядом до лесочка, Игнат вернулся к столу. Медленно выдохнул, «возвращая» себя после прощания с дочерью.
И ведь ни слова…
Произнеси она хоть одно обидное слово, было бы проще — имела право и им воспользовалась, но Александра молчала. Молчала и смотрела, выворачивая взглядом наизнанку.
Ни матери, ни бабушек с дедушками, лишь он да дядьки, оказавшиеся вместо нянек.
Знал бы, какую судьбу уготовил любимой и единственной дочери…
Если не кривить душой, то Игнат знал. И когда, вопреки воле родителей, назвал Анну невестой, и когда женой увез в гарнизон, не получив благословения и от ее отца с матерью.
Двое изгнанных, выброшенных из мира, к которому привыкли.
Одни против всех!
Мгновение слабости прошло быстро, словно и не бывало. Беспокоиться о прошлом без толку, только поедом себя съешь. А раз так…
Выдвинув ящик стола, Игнат вытащил разовый амулет, который, в отличие от телефона, не засечь. Сжал, словно пытался раздавить.
Растекшаяся перед ним дымка белесой была лишь пару ударов сердца. Потом она побледнела, стала прозрачной…
Несмотря на ночь, его собеседник с той стороны тоже не спал. И тоже сидел за столом, явно разбираясь с накопившимися делами.
— Когда?
Игнат усмехнулся. Трофим Иванович Трубецкой, глава рода Трубецких, один из тайных советников Тайной коллегии его императорского величества Владимира, человеком был немногословным.
Впрочем, в этом случае лишние слова и не требовались, достаточно самого факта использования амулета.
— Утром. Из Самары.
Трубецкой тяжело вздохнул — дорога от Пензы до Самары могла оказаться отнюдь не безопасной, качнул головой:
— Будь осторожен. За Сашу не беспокойся, я присмотрю.
— Если что…
— Нет! — резко, категорично перебил его Трубецкой. — Никаких «если что»… Ты — должен!
Он был прав — Игнат должен. Не для того он влез в эту историю, чтобы подохнуть. Только победить, и никак иначе.