Другая девочка, возвращаясь однажды из школы домой, стала жертвой преступного эксгибиционизма. Если бы крошка Флоренс, повинуясь первому побуждению, прибежала домой и рассказала обо всем родителям, то впечатление, оставшееся от неприятного происшествия, возможно, не причинило бы ей серьезного вреда. Однако дома истерика помешала ей сообщить о случившемся. Впоследствии, оставаясь в своей комнате одна, Флоренс снова и снова переживала это ужасное событие, и в результате у нее закрепилось опасное в психологическом отношении состояние. Но даже в этом случае еще была возможность свести на нет эту пока что неустойчивую фиксацию, если бы ей удалось завязать с кем-то счастливый роман или повезло с замужеством. Но так уж случилось, что Флоренс, когда ей не было еще и двадцати, пережила несчастную любовь, что превратило легкую фиксацию в навязчивую идею. Ее личность испытала полный переворот, и, когда постепенно усиливающееся отвращение достигло уровня одержимости, у Флоренс проявились явные наклонности к лесбиянству.
Однажды утром у меня зазвонил телефон и мужской голос на другом конце провода задал довольно странный вопрос: «Вы можете помочь одному молодому человеку, который не я, а другой?»
А дело было вот в чем. Два брата-близнеца, хотя в чем-то друг с другом и несхожие, добровольцами вступили в армию во время первой мировой войны. Гарри и Джордж были беспредельно преданы друг другу и никогда не разлучались вплоть до начала военной кампании. За несколько недель до заключения перемирия Гарри, находившийся за границей, был убит во время военных действий. Когда печальная новость дошла до Джорджа, он чуть не умер от горя, а затем вернулся домой, освободившись от службы по болезни, которая впоследствии получила название невроза военного времени. Джордж уже шел на поправку, когда неожиданно для себя обнаружил, что он уже более не Джордж, а свой собственный брат Гарри.
Несколько лет он прожил, храня глубоко в душе эту странную тайну, но постепенно им стало овладевать сильное беспокойство. Ведь если Гарри занял его тело, то что же тогда произошло с его собственным сознанием? И не блуждает ли он, Джордж, где-нибудь в мире духов, пока он, Гарри, как абсолютный эгоист, продолжает жить в этом теле? Как Гарри он был вполне готов умереть, если бы Джордж смог вернуться обратно. Весь вопрос был в том, а смог бы Джордж вернуться и воспользоваться отнятым у него телом?
Как это всегда бывает в подобных случаях, причины несчастья обнаружились сами собой. В телефонном разговоре содержалась первая разгадка. Когда Джордж спросил: «Вы можете помочь одному человеку, который не я, а другой?» — это был Джордж, спрашивавший о Гарри. В продолжение всего разговора рассказчиком был Джордж, который считал, что он Гарри. И это именно Джордж, воображавший себя Гарри, хотел как Джордж умереть ради Гарри. Если бы Гарри завладел телом своего брата, то он сказал бы не «после смерти Гарри во Франции», а «после моей смерти во Франции». Это был явный случай одержимости идеей, а не одержимости духом.
Братья были очень близки друг с другом, и в подсознании каждого из них прочно запечатлелся образ другого. Горе наложило мысленный образ Гарри на личность Джорджа, и он действительно вообразил себя своим братом. Парапсихическая личность Гарри была построена из воспоминаний, усиленных мнением самого Джорджа о характере его брата. С помощью лечения внушением удалось быстро устранить возникшую путаницу.
Некая миссис Лиман оказалась во власти весьма странной галлюцинации. Она была уверена, что ее единственная дочь, которая умерла в девятилетнем возрасте, время от времени возвращается из мира духов и проявляется в ее теле, каждый раз завладевая им на несколько часов. В эти периоды миссис Лиман полностью преображалась, менялся даже ее голос. Она начинала вести себя точно маленький ребенок и что-то невнятно лепетала о куклах, игрушках и плюшевых мишках. Многие спириты полагают, что те, кто умерли в детском возрасте, продолжают взрослеть и доходят до полного развития в мире духов. Однако малышка Констанс так и не повзрослела, потому что ее мать была неспособна мысленно представить свою дочь старше девяти лет. Это еще один пример одержимости идеей.
Джеймс Авит однажды объявил, что его телом иногда пользовался без его согласия некий восточный мистик, предпочитавший обнаруживать свое присутствие, не воплощаясь в телесную оболочку. Джеймс, оказываясь во власти духа этого индуса, начинал со знанием дела рассуждать на разные темы из области азиатской метафизики, и при этом настойчиво утверждал, что сам неспособен произносить подобные речи, хотя и не скрывал, что в свое время прослушал немало лекций разных йогов и свами. Содержание этих лекций не сохранилось в его сознании, но все они были прилежно записаны в его подсознании, чтобы впоследствии проявиться столь явной навязчивой идеей.