Интересно, что сам Гиппократ верил как в богов, так и в будущую жизнь. Он был посвященным культа Эскулапа, а знаменитая клятва, которую связывают с его именем, начинается словами: «Я клянусь Аполлоном, врачом, Эскулапом, Гигиеей и Панацеей, всеми богами и всеми богинями — призывая их в свидетели… и т. д.». Все это невольно наводит на мысль, что Гиппократ вовсе не являл собой превосходный пример эмансипированного материализма. Нелишне было бы также припомнить, что мало добра приносили людям те, в ком мало веры.
Возвращаясь к «Клятве Гиппократа» — великой клятве медицинской этики, надо сразу же оговориться, что многие пытливые умы давно задаются вопросом, а был ли Гиппократ ее настоящим автором. Подобно «Отче наш», полностью заимствованному из еврейского Талмуда, и «Клятва Гиппократа» могла составлять часть обрядов Эскулапа задолго до рождения самого Гиппократа.
Эта клятва, особенно первые ее строки, вызывает некоторое недовольство у людей, не склонных к мистике. Не так давно мне разрешили присутствовать на одной дискуссии, где кто-то неожиданно затронул именно эту тему, сразу же взволновавшую нескольких именитых медиков. Свое, видимо, уже давно сложившееся мнение эти господа высказали тоном, не допускающим возражений: «Клятву на-до пересмотреть!» Они требовали полностью убрать упоминание о богах как несовместимое с современным уровнем просвещения.
Однако чрезвычайно трудно поверить, что во времена, когда клятвам придавали особое значение, врач-жрец, поклявшийся «всеми богами и всеми богинями», и есть тот самый человек, который, согласно многим текстам, «отделил медицину от искусства жрецов». Гиппократ, как известно, на основании ряда клинических наблюдений сделал много важных открытий, касающихся природы и течения различных заболеваний, а также действия неизвестных до него лекарственных средств. Но это вовсе не доказывает, что он намеревался низвергнуть жреческую медицину или пытался отрицать связь духовных факторов с проблемой сохранения здоровья. Гиппократ действительно как-то сказал, что «нет другого авторитета, кроме фактов», но греки, безусловно, могли бы первыми заявить, что убого то религиозное учение, согласно которому факты могут сыпаться с неба. Иезуит отец Афанасий Кирхер открыл много важных для медицины явлений, оставаясь при этом глубоко верующим человеком, и никогда не обнаруживал ни малейшего страха, что его открытия расшатают папский престол.
Весьма вероятно, что своим появлением светский врач и в самом деле обязан переходу Гиппократа к чересчур ревностному изучению физических аспектов причин и методов лечения болезней, однако подобное разделение, со всех точек зрения, было для медицины скорее достойной сожаления потерей, чем ценным приобретением, да и для научного прогресса в нем явно не возникало никакой необходимости. Религиозная система, породившая таких выдающихся индивидуальностей, как Пифагор и Платон, не стала бы чинить препятствий медицинской практике Гиппократа. Ничто не указывает и на попытку помешать ему пользоваться каким-либо из его методов. Гиппократ на практике применял свои медицинские теории и передавал опыт ученикам, не испытывая никаких помех и не подвергаясь жестоким преследованиям, как и большинство учителей того времени, до тех пор, пока они не вмешивались в политику.
Гиппократ доказал, вероятно, сам до конца не осознавая всех последствий, что многие болезни с успехом можно лечить, пользуясь исключительно природными средствами. Множество фактов, безусловно, свидетельствует в пользу подобных методов, однако, как показало время, у них есть и немало серьезных недостатков. Величайшим благом, которое принесла так называемая «Гиппократова реформация», был стимул к рассмотрению физического аспекта медицинских исследований. Она по-своему объяснила, почему врачи должны неустанно заниматься поиском природных средств от людских болезней. Однако эта реформа была сопряжена и с величайшим злом, которым стал постепенный, но очевидно бесповоротный отход медицины от духовных и этических установок, предписываемых врачу мистериями.