Могло ли случиться, что город, построенный Ромулом на берегах Тибра, веками правил миром и по курьезному совпадению не устоял перед натиском малярийной атмосферы именно в тот момент, когда его этика и мораль достигли своего низшего предела? Такая позиция весьма типична для людей, пытающихся размышлять над проблемами своего общества, совершенно не думая о пользе духовного воспитания.
Светская медицина, расставшись с мистериями Эскулапа, убежала в такой спешке, что по дороге растеряла множество важных принадлежностей и атрибутов врачебного искусства.
Позади себя она, в первую очередь, оставила возвышенные этические принципы, которые должны лежать в основе всех взаимоотношений между слугой народа и народом, которому он служит. В храмах ее учили, что мудрость — это даруемое свыше превосходство и что люди, снискавшие расположение богов, должны вести себя так, чтобы всегда быть достойными того доверия, которое внушает их мудрость.
В своем поспешном бегстве новые доктора совсем забыли о той роли, которую играет красота в здоровье человечества. Практицизм полностью завладел их умом, и даже сегодня, после стольких веков прогресса, современная больница больше напоминает завод, чем храм здоровья. Святилища Эскулапа были обителями красоты и спокойного величия. Возможно, применяемые в храмах методы лечения были недостаточно рациональными, но зато в них повсюду царил дух благородства и красоты. Врачи-жрецы были слугами любящего бога, с беспредельным сочувствием взирающего на свой страдающий мир. Тело человека считалось там живым храмом, где обитает живой дух, и требовало к себе бережного и почтительного отношения. Так почему бы обществу, богатство и могущество которого грекам даже и не снилось, не возродить эту благотворную атмосферу, добавив к ней накопленные человечеством научные знания? Ведь и в нынешнем столетии ничто не мешает исцелять людей, окружая их мудрой красотой, столь хорошо известной древним.
В погоне за свободой быстроногие медики позабыли и о самой гуманной из всех древних концепций этики врачевания, суть которой на удивление проста: «Медицина — для всех, кто болен». В Риме рабы, брошенные своими хозяевами умирать, находили приют в храме Эскулапа, где их оставляли до полного излечения. Один из императоров издал закон, согласно которому такие рабы после выздоровления получали свободу, а их прежние хозяева лишались на них всяческих прав. Естественно, почти никто из рабов не мог заплатить за лечение, но в этом и не было нужды, поскольку считалось, что человеку даровано здоровье и он пользуется им по праву, данному ему самим богом. В знаменитом храме на одном из островов Тибра, ставшем первой в истории больницей, принимали и лечили всех подряд, не делая различий между богатыми и бедными.
В современном мире есть множество городских и сельских больниц и бесплатных клиник, обычно открываемых при некоторых медицинских школах, но очень немногие из них выдерживают сравнение — по крайней мере, в отношении царящей там атмосферы — со святилищами бога-исцелителя. Подавляющее большинство таких благотворительных заведений — позор современной цивилизации, и тем, кто входят в их призывно распахнутые двери, приходится унижаться и, растрачивая последние средства, становиться нищими, чтобы только получить необходимую медицинскую помощь. Раз туда попав, они оказываются во власти неопытных молодых врачей и вечно перегруженных работой, задерганных медсестер, и при этом им не забывают множеством разных способов напомнить, что они пользуются щедростью не охочих до лишних трат, скуповатых сограждан. Вместо уверенности в том, что преисполненное любви общество искренне заинтересовано в их выздоровлении, пациенты прекрасно понимают, что всех, кто их окружает, более всего заботит, как бы поскорее и без лишних хлопот избавиться от них, чтобы следующий мог занять их место.
Все эти беды, несомненно, являются побочным следствием того знаменитого разделения религии и медицины, в котором обвиняют мудрого старого Гиппократа. Одна только наука, как бы ни был велик и важен ее вклад в развитие человечества, не способна довести до совершенства цивилизованный мир. И если человек — это просто животное, ведущее существование на животном уровне и страдающее исключительно от превратностей бытия в животном мире, то материалистического подхода вполне хватило бы для поддержания его жизненного уровня. Но человек как нечто неизмеримо большее являет собой существо, которое благодаря усиленной умственной и эмоциональной деятельности неизмеримо возвысилось среди всех прочих тварей.