— Было много версий, — сказал я. — Но этой — точно нет.
— А ещё разведка, — хмыкнул он, разливая.
— Наши возможности безграничны вширь, — сказал я, — но не ввысь. Сияющие ледяные вершины…
— Льда нет, — сказал он.
— Это не препятствие для настоящих мужчин…
Я понюхал. Крепкий запах хорошо ухоженного сапога. Мне даже увиделось это голенище: красноватое матовое зеркало с благородными морщинками у шва…
— Ну, что: за успех нашего безнадёжного дела?
— За успех.
Виски и правда был хорош. Отменно хорош.
— Теперь можно и о само́м безнадёжном деле, — сказал шеф, поигрывая стаканом. — Теплых уже рассказал вам, что соседи развили чудовищную активность?
— Да. В общих чертах.
— Могу дать кучу подробностей, но вряд ли это понадобится в дальнейшем. В общем, есть предположения, и весьма веские, что они решили повторить то ли шестьдесят восьмой год, то ли семьдесят третий — но уже в контролируемом режиме.
— Выманить десант? Зачем?
— Ответов несколько. Скорее всего, начали испытывать дефицит в технике. Насколько я знаю, у них один из стационарных «посредников» вышел из строя. Они же их используют в коммерческих целях… Но есть и более тяжёлое подозрение. А именно… Повторим?
— Ещё столько же, и хватит.
— Я тоже так думаю. Так вот, есть подозрение, что многие, а может быть и все в руководстве Комитета, — уже не люди. Вернее, люди с перестроенной личностью. Активные пособники балогов. И что операция с якобы контролируемым десантом на самом деле лишь прикрытие для настоящей оккупации. Молниеносной оккупации.
— То есть, пока мы будем отвлекаться на этот десант…
— Да.
— А десант будет в Тугарин?
— Предположительно.
— А почему?
— Почему туда — или почему мы так думаем?
— Оба.
— Есть предположение — достаточно давнее, — что в шестьдесят восьмом в районе Тугарина приземлились два десантных корабля. Не один, а два. А ушёл один. Как они умеют маскироваться, мы знаем…
— Я ничего не слышал об этом.
— Я же говорю — только предположение. Аналитики раскидали номера попавших в наши руки десантников, и получилось, что номенклатура одной группы отличается от трёх других. Не исключено поэтому, что это разные экипажи. Подробности я уже не помню… Но на всякий случай время от времени ту местность мониторили. В девяносто третьем было зафиксировано явление, которое можно было интерпретировать как старт корабля…
— И об этом ничего не слышал.
— Это комитетчики зафиксировали. И промолчали. Нам-то это стало известно буквально вчера.
— И чего ж мы так?
— Это уже не ко мне вопрос.
— Ну да…
— Сейчас Комитет постепенно выводит из Тугарина и окрестностей все вооружённые силы — включая спецназ ФСИН, у которого там километрах в сорока тренировочный центр. Воронежская РЛС через две недели становится на внеплановую профилактику. То есть, если посмотреть…
— Я понял.
— Ну так что: навестить сестрёнку не хотите ли? Тем более, племянники взрослеют, там у них какие-то сложности с местной полицией…
— Основательные сложности?
— Пока нет, но организовать можем.
— Не стоит. По крайней мере, так сразу.
— У ребят, к сожалению, всего через один контакт действительно располагается матёрый уголовник, местный авторитет. Так что сложности могут возникнуть и без нашего участия. Ну и… многое другое. Справку по городу мы подготовили, но я не уверен, что она полная. Там действительно что-то шевелится… подспудно.
— Благоволин там?
— Неизвестно.
— Как вы считаете, с чем связан его побег?
— Основных варианта два: либо он пытается сорвать план Комитета, либо он играет в нём ведущую роль.
Я засмеялся почти в голос.
— Что полностью покрывает смысловое поле…
— Не совсем, — сказал шеф. — Скорее всего, Благоволин тоже уже не человек. Но он может играть как против Комитета, так и против Пути. Скажем, на стороне Замкнутых. Или на своей собственной. Он прихватил портативный «посредник» и Квадрата девятнадцать.
— Это который из Замкнутых?
— Нет, это другой. Он давно объявил себя перебежчиком и очень долго сотрудничал с Комитетом. Как я понимаю, идея клиники на озере Комо принадлежит ему.
— Интересно…
— На него у нас целое досье, и я не уверен, что оно полное. Почитаете в дороге. Там и ваших друзей касается…