— Каких друзей?
— Лосева и Бахтину. И отчасти Сизова.
— Подсаживали?
— Да. Там… необычно. Да. В общем, нет ясной картины ни происходившего, ни происходящего, и поэтому мы на вас рассчитываем, как на Штирлица.
— Понятно, — сказал я. — Когда приступать?
— Вообще-то немедленно, но… Домой вам надо заехать?
— Надо. А то с моей экипировкой я в Тугарине буду как мыш на блюде.
— Хорошо. Тогда — завтра? Транспорт вам обеспечить — или сами?
Я задумался.
— Поеду на машине. Оружие?..
— Брать.
— Тогда нужно разрешение на перевозку. Наши сделают — или выправить настоящее?
— Настоящее, — ухмыльнулся шеф. — По дороге заедете, возьмёте, мы позвоним. Там ведь кабанья охота, если мне память не отшибло…
— Да какая там охота. Охотники мясо для шашлыка с собой берут. Вот рыбалка — это да.
— Ну, ладно. Связь держите со Станиславом Борисовичем. Спутниковую используете только в чрезвычайных обстоятельствах. Если что-то вспомните — скажете Вере Абрамовне. У неё же возьмёте всю справочную документацию. Успехов! И… осторожнее там.
— Буду. А вы тут с Яшей… понежнее. Он ведь и правда — наша последняя надежда. Может быть. И кстати. А если он упрётся и захочет со мной ехать?
— Пусть едет. Просто там… ну… Я даже не знаю, как его залегендировать. Если придумаете…
Но придумывать ничего не пришлось. Я только посмотрел на Яшу и Стаса, как понял: снюхались. Меня даже немножко пошкрябало что-то наподобие ревности. Вот, вёз через полстраны…
Впрочем, попрощались мы хорошо. Яша обещал как можно быстрее во всём разобраться и спасти планету. Я сказал, что вряд ли пробуду у родственников безвылазно больше двух недель, а дальше мы посмотрим — и, может, вернёмся туда большой весёлой компанией. Потом я выписал себе на складе портативный детектор «второго сознания», маленький двухзарядный «посредник» с приличным сроком годности и две капсулы с десантниками низких рангов. Заказал в гараже машину с водителем — доехать до платформы электрички. Отпер для Яши свой кабинет, показал, где что лежит полезного, и научил пользоваться кофеваркой. Мы пять минут поболтали ни о чём, потом я встал, обнял его и ушёл.
Я не знаю, может, он и хотел сказать что-то важное, но не решился.
Уже в электричке я посмотрел, что он сунул мне в карман. Это была капсула, завёрнутая в четвертинку бумажного листа. На бумаге была нарисована буква «У». Похожая просто на прутик.
Народу в метро было до странности мало. Потом, увидев на многих марлевые маски, я вспомнил про якобы эпидемию. Надо будет попросить Стаса запустить поиск, откуда пошли эти слухи… в нашем деле всё может оказаться взаимосцепленным. Выйдя из метро, я чуть было не пошёл прямо домой, но потом всё-таки вспомнил и свернул в полицию. Лицензионный отдел уже не работал, но меня ждали. Я забрал разрешение на провоз карабина «Вепрь-К» до населённого пункта пгт Тугарин Волгоградской области. Уже соображая, что ничего не соображаю, зашёл в магазин, купил хлеба, чая и каких-то колбасных обрезков.
В подъезде я, слава богу, никого не встретил.
Дома было затхло. Я открыл окно, налил в чайник воды и уснул прямо на табуретке. Проснулся от свистка, заварил чай, снова уснул. Потом мне показалось, что дома кто-то ходит. Я вскочил и опрокинул заварочный чайник. Сон куда-то пропал вместе с настроением. Жрать тоже уже не хотелось. Солнце, почему-то опять дымное, как летом, висело над самой крышей пятиэтажки напротив. Выше солнца исполняла сложный групповой пилотаж эскадрилья ворон. Я достал телефон и долго на него смотрел. Потом набрал Таньку. Тётя-робот ответила, что абонент временно недоступен. Я снова заварил чай, затолкал в себя колбасу и хлеб, потом забрался в душ и какое-то время полосовал себя то ледяными, то отчаянно горячими струями. Вытерся, обсох, постелил чистое бельё, упал, исчез.
Я сижу, смотрю на красивый закат над горами и потягиваю сухое винцо. Адмирал возится с мангалом. Сегодня будет какая-то особенная рыба. Я думаю, я в тысячный раз думаю, почему я не позвонил Таньке ещё и ещё. И ещё. И не оставил сообщения. Что-то меня тогда остановило и отключило — чисто физически. Что? Какое-то предчувствие? Или просто внутренний я вдруг испугался продолжения — ведь я бы сказал ей: «Поехали со мной», — и мы бы поехали вместе, и всё было бы здорово, и в нужный момент я бы не оказался один против всех, и вся эта история могла бы пойти по-другому, да что там эта история — судьба всего человечества, мать его за ногу, но я не позвонил, я испугался, наверное, как Серафима посмотрит и спросит: «В каком она классе?» — хотя какое мне дело до Серафиминых подколок, тем более что Таньке уже почти тридцать, это она выглядит так, но ведь, наверное, именно предчувствие возможной грядущей неловкости меня и остановило тогда, и заставило упасть и уснуть, и отговориться внутренне от самого себя, что де встать надо затемно, чтобы проскочить до пробок, но всё это ерунда, главное, что не позвонил — и вот вам, вся история человечества… И ещё я просто страшно по ней скучаю, и боюсь за неё, и всё у меня внутри леденеет и сжимается, но уже ничего не сделать, просто в нужный и единственный момент не набрался храбрости и не позвонил, и теперь с этим жить.