— Понятно… — протянул Женька. — Ну гады же, а?
— Гады, — согласился я.
Я жалею, что не показал ему «посредник», который лежал у меня во внутреннем кармане куртки. Просто не догадался. Наверное, если бы показал, всё могло бы пойти по-другому. Нет, не то чтобы мы смогли предотвратить операцию «Встречный пал», но Стёпка остался бы жив… Наверное, остался бы. Если бы захотел, конечно. Мог ведь и не захотеть.
Глеб проводил Стасю до её дома, потом вернулся к повороту на свою Пионерскую. Мазнул взглядом по памятнику Неизвестным Пионерам, стоящему в небольшом скверике: бетонному, но раскрашенному под гранит прямоугольному основанию и нелепой слегка изогнутой стеле; бабушка говорила, что раньше перед стелой стоял бронзовый горнист, на основании привинчена была бронзовая доска с поясняющими словами, а на стеле — бронзовый венок; но бронзу спёрли давно, да так потом ничего и не восстановили, хотя писем и в городскую, и в районную, и в областную администрации написано было немало, и многие люди обивали пороги. Без этих деталей памятник стал каким-то серым и незаметным, глазу было не на чем задержаться. Однако сейчас Глеб почему-то остановился. На миг его охватило неприятное чувство: будто город опустел, дневное тепло было только иллюзией, и свет тоже; на самом же деле вокруг расстилалась ледяная пустыня, над которой никогда не появлялось солнце. В этой пустыне друг напротив друга стояли только двое: Глеб и этот памятник… Он тряхнул головой, наваждение исчезло. Это я недоспал, неуверенно подумал Глеб.
Он пошёл к дому, с трудом подавляя желание оглянуться.
Дверь квартиры была приоткрыта. Глеб вдруг снова почувствовал озноб. Да что это со мной…
— Баб! — позвал он.
Какой-то странный звук в ответ — будто коротко подволокли что-то тяжёлое.
Почему так темно-то?..
Он включил свет в прихожей. Дверь в бабушкину комнату была открыта. Он не сразу понял, что видит там, за дверью.
Это были ноги. Две ноги в мягких вельветовых штанах, одна выпрямленная, другая согнутая. Штаны были бабушкины…
Он бросился туда. Бабушка лежала головой к своей кровати. Глаза её были широко раскрыты, рот перекошен. Правой рукой она вцепилась в ножку кровати и пыталась подняться, но тело не слушалось.
— Бабушка! Что с тобой?
Бабушка что-то промычала в ответ, потом отпустила ножку и показала на пальцах: ноль, потом три. Глеб полез было за телефоном в карман, но бабушка показала на столик у кровати. Точно, так было быстрее…
Чем ещё обязан был Тугарин так нелепо оборвавшемуся научному буму — так это больнице. Больницу достраивали уже после шестьдесят восьмого, по инерции. Зато потом, когда дела пошли плохо и многие медицинские учреждения позакрывали, Тугаринскую больницу оставили на правах ЦРБ — центральной районной. И то сказать: райцентр расположен почти у самой границы района, а в географическом центре района, в сплетении дорог, почти как паучок в паутине — Тугарин. И от него «скорой» ко многим хуторам и посёлкам ехать было вдвое меньше времени. Разумеется, тугаринцам повезло. А уж как повезло Евдокии Германовне, что полноценная бригада появилась в её квартире не через два и не через четыре часа, а через десять минут…
После нескольких уколов бабушке стало легче, и даже немножко восстановилась речь. Левая рука была слабая, левая нога — тоже; но всё-таки они двигались.
— Так вы говорите, на вас напал волк? — переспросил на таджика фельдшер, заполняя карточку.
- `е `апал, — терпеливо разъясняла бабушка. — `апугал. Фпефал ф квафтифу…
— Ладно, Петя, потом заполнишь, — сказала пожилая врачиха с выгоревшими волосами и сильно загорелым лицом. — Поехали. Молодой человек, сходите за водителем, пусть достаёт носилки…
Глеб топтался в тесном вестибюле приёмного покоя. На стене зачем-то висела схема пожарной эвакуации — здесь, в помещении, имеющим и нормальный выход наружу, и здоровенную стеклянную стену. Глеб подумал, что там, между стёклами, надо поставить штук пять манекенов, наряженных врачами, медсёстрами и больными. Будет здорово. Он почему-то совсем не опасался за бабушку — знал, что подлобные приступы у неё уже случались, и тогда всё заканчивалось хорошо. Пройдёт несколько дней…
Единственно, что немного беспокоило — это предупреждение, написанное огромными буквами, что в больнице категорически запрещено курить, наказание от штрафа в две тысячи рублей до немедленной выписки; как же бабушка, привыкшая прикуривать новую от своего же окурка, это перенесёт? Но здравый смысл успокаивал, намекая, что для таких заядлых наверняка делается исключение: например, кладут их всех в одну палату и ставят вытяжку…