— Как она?
— А тебя это правда интересует?
— Да. Знаешь… если с человеком невозможно жить, это ещё не значит, что он перестал быть другом.
— Во как, — сказал Глеб. — Что-то новое, свежее… Нормально она сейчас. Как это… в рецессии?
— В ремиссии, — сказал отец медленно. — Это хорошо… Ты долго тут планируешь пробыть?
— Хотел перезимовать.
— Зимой тут не очень.
— А там — очень не.
— Да, я знаю… Ладно, разберёмся. По мере поступления. Дай чего-нибудь поесть. Весь день ни крошки во рту.
— Посмотри в холодильнике. Если там что-то ещё осталось… Мне как-то не с руки. В смысле, с одной.
— Понял, не дурак.
В холодильнике обнаружилось четыре холодных варёных картофелины, четыре яйца, полпалки колбасы и открытая, но почти полная банка печёночного паштета.
— Хм, — сказал отец. — Можно сделать типа салат и типа запеканку. Что бы ты предпочёл?
— Я бы поспал, — сказал Глеб. — Ты делай что-нибудь на себя, я не хочу. Если честно, то — тошнит.
— От вида меня? — отец что-то искал в столе.
— Да вряд ли. Я вообще-то хотел к тебе ехать…
Отец, вытащивший из ящика стола сковородку, замер. Оглянулся.
— Ты знаешь, — сказал он медленно, — это хорошо, что ты передумал. У меня там… сложно. Нехорошо у меня там…
— Поссорились? — спросил Глеб.
Отец покачал головой:
— Нет, это не… не так, как с Машей. Другое. Раздружились, что ли. Не знаю. Устал я, сына. Давай пожрём и спать. Завтра тяжёлый день.
— Ты не сказал, что ты-то здесь делаешь?
— Работа, — коротко сказал отец. — Потом, ладно?
— Всё потом, — сказал Глеб. — Всегда потом.
— Не ворчи.
— Я не ворчу. Я кон-стан-тирую. Слушай. Бабушка сказала, что я тебя совсем не знаю. Что, правда? До такой степени?
Отец, колдуя у плиты, просто пожал плечами.
— И чтобы я не смел тебя осуждать.
— Ну, почему же, — не оборачиваясь, сказал отец глухо. — Я и сам себя осуждаю, что бы и тебе не последовать примеру… доброму примеру… а, чёрт…
Он сунул палец в рот.
— Разучился готовить, — глухо сказал он. — Вот просто начисто разучился…
На плите шкворчало. Вкусно тянуло горячим маслом.
И тут в кармане у него заиграла какая-то классика. Глеб непонятно почему напрягся.
Отец передвинул сковороду на холодную конфорку, достал телефон.
— Да, — сказал он. — Слушаю. Кто? Шабельников? Главмент? Понял. А где труп? Ага. Слушай, соври им что-нибудь, но пусть волка засунут в холодильник… да-да-да. В морге. И заморозят нахрен в ледышку. А завтра что-нибудь придумаем…
Он повернулся к Глебу.
— Спас тебя начальник горотдела. Волк убит тремя выстрелами…
— Контрольный в голову, — сказал Глеб.
— В шею, — сказал отец и добавил непонятно: — Так что, может быть, ещё не всё потеряно…
Юлий Егорович Шабельников, капитан полиции и и.о. начальника посотдела (хотя все говорят — горотдел; так же в дальнейшем поступим и мы), лет шесть назад имел звание майора и занимал пост начальника второго управления («убойный отдел») областного уголовного розыска; перспективы у него намечались самые блестящие. Самого Юлика я лично не знал, но зато с его отцом мы учились в смежных классах — он на год старше, — и были дружны. Его призвали в ВДВ, а потом он поступил всё в то же РВВДКУ, где я его год спустя и нагнал. Правда, он учился во Второй учебной роте, и мы практически не пересекались. После училища у него было две командировки в Афганистан, и показал он себя хорошо: во всяком случае, к Герою его представляли, а что не дали — так многим хорошим людям не дали; там с этим было сложно и не очень честно. К сожалению, где-то он умудрился подцепить гепатит, причём какой-то особо поганый, службу продолжать не смог, а на гражданке долго не протянул — умер в девяностом году. Оба его сына пошли по стопам отца и тоже закончили Рязанское. Старший, Леонид, сейчас командует полком в 7-й гвардейской; младший же, Юлий, попал под сокращение, но вполне нашёл себя в милиции. До некоторого времени у него всё было прекрасно…
Подкосил Юлия Егоровича уход жены. Была она яркой, резкой, очень самостоятельной и, чего греха таить — шалавистой. Ну а на что ещё мог рассчитывать Юлий, если приходилось ему отсутствовать дома по несколько суток подряд, а вернувшись, он мог только хлопнуть два полстакана успокоительного и закусить всё равно чем, сразу после этого уходя в глухой отруб? Тем не менее дочку они как-то ухитрились соорудить, и в ней Шабельников души не чаял. Вот. А потом жена сбежала. С дочкой. Он нашёл их, но, как в древнем ковбойском анекдоте, «поздно, Джон, сказала она, я беременна от другого…» Шабельников не сразу поверил, что эта дверь для него закрыта навсегда, начал бузить… В общем, с этого и начались его неприятности, мелкие и крупные, и карьера стала разматываться в обратном направлении. Дважды друзья отмазывали его от вполне реальных сроков и наконец предупредили, что третьего раза не будет. На сегодняшний день Юлий Егорович был если и не полной развалиной, то на пути к этому состоянию: он уходил в запои два-три раза в месяц, и были эти запои хоть и короткими, но глубокими. Что интересно, от его нынешних подчинённых за всё время не поступило ни одного рапорта на начальника, хотя был он, собака, строг и требователен…