— А зачем вам Артур?
— Может, он возьмёт?
— Бросьте вы. Небось, конфискат какой-нибудь Суслик у бати спёр? Артур на такое не поведётся, не дурак.
— Да говорю тебе, нашли, — сказал Вован. — Я и нашёл. В какую-то бомжовскую землянку провалился, а там типа… ну, как банка такая длинная, пенал… Мы её потом распилили, а в ней это…
Он достал из кармана обычную пластиковую коробочку из-под леденцов. Открыл. Аня зажмурилась: сияние было несильным, но от него почему-то поплыло в глазах.
— Так, — сказала Аня. — Двадцать пять процентов — мои.
— Ты чего, клею нанюхалась?
— А вы думали, я так вас к Артурчику приведу и оставлю — мол, договаривайтесь? Щаз. Вовку, ещё, может, и можно — а вас с Сусликом он прикопает где-нибудь, с вашими-то мордами. Так что — двадцать пять, и это по-божески. Или по-дружески. Ну?
— Ладно, — сказал Вован. — Сегодня?
— Сегодня. Вечером. Я одна пойду. Давай это сюда…
— Э, нет! — возмутился Кирилл.
— Да ладно, — сказал Вован. — Держи, подруга. Все не отдам, а вот…
И он отсчитал ей на ладонь четыре жемчужины.
Утром я не обнаружил Адмирала. Должен признаться, что понял я это далеко не сразу, потому что ночью меня замучили сны. Бывает такая псевдобессонница, когда тебе снится, что ты не спишь. И кошмары в это время могут оказаться самыми пугающими, потому что ты уверен, что всё это наяву. Мне снилось, что мне надоело валяться на кровати, я встал и пошёл погулять. Было прохладно, но душновато — потому что вокруг лежал туман, а может, и дымка — потому что видно было довольно далеко, хотя горы, окружающие нас со всех сторон, эта дымка скрадывала. Почему-то показалось, что я сейчас, в этой дымке, могу уйти из этой комфортабельной тюрьмы. Надо только не оглядываться.
Я пошёл по тропе вниз. Скоро она привела меня к узкой асфальтированной дороге. Ещё сотня шагов — и я оказался перед зелёными воротами с красной звездой. Створки ворот были приоткрыты, двери КПП — распахнуты настежь. Я проскользнул в ворота. Это была территория «десятки», только сильно съёжившаяся за все эти годы. Вот наш со Стёпкой «литерный» корпус, вот гараж, за гаражом — лаборатория Благоволина, а ещё дальше — казармы, переделанные в общежитие, там жили другие ребятишки — в основном детдомовские и из суворовских училищ. Человек десять в общей сложности. Я постоял немного, а потом ноги как-то сами понесли меня к «литерному».
Часть стёкол в огромных его окнах была выбита, в остальных зияли проплавленные дырочки — от таких, что можно просунуть палец, до совсем точечных. Я вроде бы знал, что тут произошло, просто не мог сейчас вытащить это знание на передний план, осознать его. Дверь стала узкая и низкая, пришлось протискиваться в неё согнувшись в три погибели.
За дверью был зал с одним из первых «пингвинов» — громадным, похожим почему-то на трактор. «Пингвин» работал — лампочки на панели перемигивались, гудели вентиляторы и трансформатор. Всадить в него «двухугольника», что ли, подумал я, нащупывая в кармане «посредник». Потом я как-то понял, что «пингвин» кем-то занят и что он следит за мной вон теми двумя древними телекамерами.
— Ты кто? — спросил я.
Тут же ожило печатающее устройство — что-то вроде телетайпа. Поползла бумажная лента. Множество кудрявых витков этой ленты лежало на полу — как стружка около верстака. Я подошёл и поймал то, что выползало сейчас.
«Дяденька забери меня отсюда Я больше не могу У меня все болит Меня Лёшей зовут»
— Хорошо, тёзка, — сказал я. Достал «посредник», навёл на маску «пингвина»… и вдруг сообразил, что мощности может не хватить. Обычные «посредники» могут работать только с баложскими «мыслящими». А если это какой-то Лёша… нужен более адаптивный «десантный посредник». Впрочем, можно попробовать…
Я двинул клавишу на себя. «Посредник» тяжело дёрнулся в руке. Получилось. Я посмотрел на кассету. Теперь там было две капсулы: белесовато-жемчужная — и кроваво-красная.
«Пингвин» между тем приходил в движение. Хотя в нём и не было движущихся частей, кроме телекамер, телетайпа и небольшого манипулятора, он всё равно начал шевелиться. Приоткрылись и закрылись заслонки вентиляции, шевельнулся и пошёл волной кабельный пучок. Опоры — обычные винтовые, с массивными металлическими тарелками на концах — вдруг по очереди оторвались от пола. Взгляд обеих камер, которые после извлечения «мыслящего» смотрели в разные стороны, поблуждал и вдруг сошёлся на мне.
Я понял, что сейчас произойдёт что-то плохое. Рванул к двери. Раздался оглушительный треск, и путь мне преградила ослепительная пляшущая молния. Я бросился прочь от двери — в коридор, где были наши жилые комнаты, а в конце коридора — переход в гараж. Коридор был низкий, несколько раз я зацеплял затылком плафоны под потолком. Молния трещала сзади, гоня перед собой горячую волну озонной вони. Вот тут мы и жили… краем глаза я успел заметить, что двери открыты, а в комнатах всё перевёрнуто вверх дном — словно после лихорадочного обыска. Так бывает во сне: ты от кого-то спасаешься, но при этом успеваешь рассмотреть все мельчайшие детали по пути своего бегства. По полу моей комнаты были рассыпаны капсулы «мыслящих»; под кроватью лежала раскрытая книга, и я знал, что это «Кукловоды» Хайнлайна. Там с пришельцами расправились по-уэллсовски, то есть посредством заражения; для нашей ситуации это не годится… На пороге Стёпкиной комнаты лежала старая драная обезьяна из искусственного меха. Никогда такой у Стёпки не было и быть не могло. Откуда же… — я не успел додумать, щупальце молнии пролезло вдоль стены вперёд меня и заплясало, сверкая. Я бросился в какую-то боковую дверь, которой тут раньше не было и быть не могло — это была уже наружная стена. Но нет, за дверью была лестница вниз, я скатился по ней, поворот влево…