Открылся освещённый редкими лампами плоский и низкий зал с множеством даже не колонн, а грубых бетонных свай, поддерживающих потолок. На полу было множество луж. Тут и там стояли в разобранном и полуразобранном состоянии старые ржавые грузовики и бронетранспортёры. Что-то подобное я видел в Чернобыльской зоне. Молния позади вроде бы перестала трещать, но всё равно следовало искать выход. Я побежал вдоль неровных рядов старой техники, поглядывая вправо и влево, и потому не сразу заметил фигурку, которая стояла ровно по траектории моего бега. Позади фигурки была поднимающаяся дверь, которую заклинило на полпути, и из широкой щели тёк густой колеблющийся свет, размывавший фигурку и не дававший её рассмотреть. Только приблизившись вплотную, я смог увидеть, кто это.
Это была девочка в грязном рваном платье и сама грязная до невозможности — будто бы выбралась из-под земли. Длинные сальные волосы свисали на лицо. Она стояла совершенно неподвижно, но в её позе ощущалось страшное напряжение.
— Ты кто? — спросил я.
— Са… ша… — сказала она.
Я вдруг узнал её, хотя до этого видел только раз, и то на фотографиях. Это была дочка Адмирала. Он показывал мне эти фотографии давно, как только мы оказались взаперти. Что с ней случилось, никто не мог сказать.
— Саша, — сказал я. — А где отец?
Она подняла голову и отвела волосы с глаз. То, что я увидел, было непонятно, но настолько страшно, что я проснулся — хотя какое-то время был уверен, что умер. Сердце колотилось как безумное. Я встал, как мог, и поплёлся на кухню — в холодильнике была бутылка вина. За окном колыхались предутренние сумерки. Я достал бутылку, сделал несколько глотков. И только потом увидел, что дверь в комнату Адмирала распахнута…
На пороге лежала кукла. Старая замусоленная кукла.
Часть четвёртая
Школота как она есть
«На карте город Элиста напоминает тень глиста. На карте город Волгоград длиннее Элисты стократ…» Не помню, чьё. Какой-то литературный хулиган. Но если продолжать, хотя бы и не в рифму, а по существу, то на карте город Тугарин будет размером с яйцо этого самого глиста. Хорошо, с два яйца — потому что неформально он делился на две части: центральную и заводскую. К центральной примыкала ещё Академическая улица, а к заводской — микрорайон (без имени и номера) и два хутора. Кроме Академической, всё пишется с маленьких букв, потому что это не названия, а неофициальные обозначения. Правда, границы между очень чёткие. И вот как раз по обе стороны границы между центральной и заводской частями стояли две самых больших в городе школы. Наверное, чтобы ученикам было с кем подраться, не изобретая поводов.
Надо же подрастающему поколению хоть как-то готовиться к труду и обороне.
«Заводская» школа имела номер семь и была раза в два — два с половиной больше, чем «центральная» гимназия. Но гимназистов это никогда не смущало. Хотя соваться за перекрёсток Ватутина и Мира — в сторону Продольной и Тракторной — мало кто из них рисковал в одиночестве или хотя бы в маленькой компании.
Равно как и семёрошным нечего было делать на Пионерской или Звёздной.
Впрочем, девушек этот запрет не касался. Тем более что по каким-то причинам после шестого-седьмого класса многих из них переводили из одной школы в другую. Парней практически не переводили, а девушек — в заметных количествах. Никто не знал, почему.