— Ну… Яша, подлатай меня, пожалуйста.
— Глаза опусти-ка… так… не смотри. А то совсем закрой. Хха… хххааа… ии… хххааа…
Он обхватил мою голову и сильно сдавил пальцами. Мне показалось, что кости прогибаются внутрь.
— Х-ха! Тьфу, тьфу, вон пошло-ка… Всё, Лёха, всё, не падай…
Я вроде бы и не падал, но оказалось, что стою на коленях, держась за край столешницы. Ни рук, ни ног я не чувствовал, а чувствовал лишь раздувшийся мочевой пузырь, с которым мог и не совладать. С трудом, почти на четвереньках, я добрался до двери, выпал на крыльцо, успел расстегнуть штаны — и слился с ливнем. Бог ты мой. Из меня текло, текло, текло не переставая, я уже начал беспокоиться, что это никогда не кончится, но наконец напор спал…
Совершенно без сил, но при этом как будто скинувший тяжеленную ношу, я вернулся за стол. Яша очень серьёзно на меня смотрел. Кстати, глаза у него были не щёлочки, а вполне такие круглые — как иногда встречаются у японцев.
— Виш, — сказал он. — Сколько лишнего в себе держал. Ничо, помаленьку я тебя очиню…
И тихонько засмеялся.
И тут снова запел мой телефон.
Вертолёт прилетел не в полдень, а часа в два — непогода продержалась чуть дольше, чем Яша предполагал. Мы уже полностью собрались, сидели на берегу, грызли вяленую оленину и по очереди смотрели в небо. Веник решил, что останется здесь: когда ляжет нормальный снег, он на «буране» переберётся в основную свою избу, километрах в восьмидесяти отсюда, там и будет зимовать; ну а мы с Яшей…
Как получится.
— Однако, летят, — сказал Веник, приподымаясь. — Запалим-ка…
Я взял подготовленный факел, отвинтил крышечку, дёрнул шнур. Шнур выдернулся без сопротивления. Больше ничего не произошло.
— Отсырел, собака, — сказал я и полез за следующим.
— Щас мы костерок… — начал Веник, но Яша сказал:
— Стой-ка.
Он замер. Потом развёл руки в стороны, приподнял голову и застыл. Так он простоял несколько секунд. Потом встряхнулся — почти как собака, выбравшаяся из воды.
— Нет, — сказал он. — Ничо. Ничо, так… поблудилось…
Вертолёт уже был слышан ясно. Через пару минут, а то и раньше, он будет над нами. Веник полил на заготовленную костровую кладку бензином из бутылки, потом отошёл и бросил туда спичку. С хлопком взвилось красноватое пламя. Я проковырял ножом картонную крышечку факела и отправил его туда же. Зашипело, и из костра выплеснулась вбок струя густого тяжёлого оранжевого дыма.
Вертолёт — Ми-2 — появился из-за поворота реки, прошёл над нами, развернулся и медленно вернулся. Вода поднялась метра на два, и сесть он мог только на мысу, образуемом небольшой излучиной — здесь мы его, собственно, и ждали.
Вертолёт завис, пилот помахал на нас рукой: отойдите, мол, подальше. Мы отошли. Медленно машина опустилась на галечник, подняв тучу водяной пыли. Вскинув ношу на плечи, мы с Яшей наскоро обнялись с Веником и пошли к вертолёту.
— Соколов? — крикнул пилот.
— Да! — крикнул я в ответ.
— А почему двое?
— Так надо!
— Уплочено за одного!
— Договоримся!
На вертолёте была сине-красная полоса и эмблема нефтяников. Шеф и на этом сэкономил. Ну, или решил не светить нашу технику…
Я подсадил Яшу, забросил в салон карабин и рюкзак, залез сам. Салон был виповский, пятиместный, с минибаром и столиком. Пилот сидел один. Я достал бумажник, вынул пятёрку.
— Хватит?
Пилот кивнул, протянул руку, сгрёб бумажку. Рейс оплачен, а какая разница, везти одного или двоих?
Потом он обернулся:
— Или вас обоих до Братска?
— Обоих, обоих, — сказал Яша.
— Тогда ещё три.
— Ну, командир… — проворчал я, однако деньги достал и подал.
— А чо — командир, командир… Щас вон на пенсию выпихнут — и лапу сосать… Дверь запирайте. И пристегнитесь, болтает.
Я захлопнул и запер дверь. Пилот взялся за рычаги (или как оно там всё называется у вертолёта?). Машина запела громко, напряглась, завибрировала — и поднялась вверх. Река стала удаляться, а вместе с ней и Веник, машущий нам вслед. Собаки солидно сидели рядом с ним — одна справа, другая слева.
— Люблю летать! — крикнул мне в ухо Яша.
Я кивнул. Летать я, в общем, тоже любил. Просто приходилось падать, и неизбежные воспоминания об этом были не самые приятные. «Это не то, что я хотел бы слышать в качестве сказки перед сном», — как говорил известный персонаж.
Поэтому я просто смотрел на проплывающие совсем недалеко внизу серые, фиолетовые, красноватые скалы, белый снег под коричневыми или зелёными кронами — он уже не растает до лета, — стального переливчатого цвета прихотливо-извилистую ленту реки… и старался убедить себя, что это просто полёт домой, ну, почти домой («…где меня никто не ждёт — даже кот…») — а вовсе не опасная выкидка куда-нибудь в духово гнездо, к караванным тропам…