Однако достаточно было взглянуть на Брейдена, чтобы убедиться, что он совсем не разделяет ее опасений. Он снова стал ее ласкать и вскоре прикоснулся к ней в том самом месте, где сосредоточилось жаркое пламя, волнами растекавшееся по телу. Как и следовало ожидать, она испытала еще большее наслаждение… только он ведь не мог на самом деле думать… он же не собирался прямо сейчас…
Но судя по всему, именно это он и собирался сделать, поскольку улегся на нее так же, как вчера, на качелях, только сегодня они оба были обнажены. Это оказалось так здорово, что Кэролайн чуть не застонала от восторга. И все же он не мог, ну не мог он…
Он смог. Гладкий кончик того самого невозможно огромного, невозможно твердого предмета коснулся ее там, в том самом месте. Кэролайн охнула от неожиданности, напряглась всем телом и судорожно вцепилась в его широкие плечи, служившие ей якорем с той минуты, когда мир вокруг начал вращаться в волшебном вихре удовольствия. Теперь она попыталась оттолкнуть эти плечи в отчаянной попытке его остановить.
Он с неохотой оторвался от ее губ и обратил на Кэролайн затуманенный взор.
— Что с тобой? — прошептал Брейден, и Кэролайн, лежа под ним, закусила горевшую от поцелуев губу, судорожно стараясь найти нужные слова.
Но у нее не повернулся язык. Как она могла признаться этому человеку, что с ним что-то не так, что определенные части его тела явно деформированы и это делает невозможной их близость? Но с другой стороны, Брейден всю жизнь только и делал, что занимался любовью с разными женщинами. Об этом знает весь Лондон. Так, может, дело не в нем, а в ней? Может, это она деформирована? Может, она с самого рождения стала жертвой какой-то неизлечимой болезни, но просто не знала об этом? Может, ей вообще не суждено изведать близость с мужчиной? Потому что если остальные мужчины такие же, как Брейден, ни один из них просто не поместится…
— Кэролайн. — Его голос показался ей довольно странным, как будто каждый звук давался Брейдену с превеликим трудом. Искоса глянув на него — вернее, на его лицо, загородившее для нее весь мир, — Кэролайн увидела, что он выталкивает слова сквозь стиснутые зубы. — Что с тобой?
— Ничего, — поспешила заверить Кэролайн. — Только…
Она почувствовала, как он налегает все сильнее, как кончик затвердевшего копья проникает туда, где недавно были его пальцы, как он раздвигает податливую плоть, горячую и скользкую от влаги…
И вдруг, как по волшебству, он оказался внутри ее. Он вошел в нее, не в силах больше сдерживаться, околдованный ее страстным, горячим ответом.
Он не хотел спешить. Он хотел быть терпеливым и чутким. Но все благие намерения пошли прахом, стоило ему ощутить это влажное, живое тепло. Стиснув зубы, он двинулся вперед, всего лишь на сотую долю дюйма… по крайней мере он так считал. Но оказалось, что этот рывок до отказа погрузил его копье в горячие тугие ножны. Она испуганно вскрикнула и дернулась в его руках.
А он почувствовал себя ужасно виноватым. Ведь ей было больно, тогда как он сам содрогался от наслаждения. Да и как могло быть иначе, если она стиснула его что было сил, сильнее, чем могла бы сделать это рукой…
Кэролайн, лежа под ним, широко распахнула глаза. Она зажмурилась, когда Брейден вошел в нее, и теперь у нее был вид человека, неожиданно познавшего великую тайну жизни.
— Прости меня, — хрипло выдохнул он, сжимая в ладонях милое лицо и осыпая его частыми поцелуями. — Прости, Кэролайн! Я так сильно тебя люблю…
Но Кэролайн, как будто осененная внезапной догадкой, ответила лишь тем, что слегка пошевелилась под ним… совсем чуть-чуть, но этого оказалось достаточно, чтобы он охнул от восторга, удивляясь тому, какая она тугая и горячая. А до нее в эту минуту дошло, что она напрасно ужасалась величине и твердости этого непонятного поначалу предмета. Теперь ей стало ясно, отчего возникало это ощущение пустоты и странного щемящего голода, когда Брейден ласкал ее пальцами. Это инстинкт твердил ей о том, чем на самом деле необходимо заполнить эту пустоту.
Наверное, осознание такой простой истины отразилось на ее лице, потому что Брейден снова поцеловал ее в губы и стал двигаться сильными, нетерпеливыми рывками, как человек, окончательно утративший контроль над собой. С каждым ударом он старался погрузиться в нее как можно глубже.
Внезапно Кэролайн, обхватившая его за шею и отвечавшая на его рывки, ощутила, как напряглось ее тело. Оно стало похоже на туго натянутую струну, покорную воле искусного музыканта. Едва дыша, с бешено бьющимся сердцем, она приникла к Брейдену, стараясь вобрать его в себя до конца.
А потом струна не выдержала напряжения и лопнула, и Кэролайн показалось, что она разлетелась одновременно в тысяче направлений.
Право же, так оно и было! Она и охнуть не успела, как пронеслась в волшебном полете над горами и долами, бурными океанами и пыльными пустынями, сквозь чопорные тихие гостиные высокородных британцев и пропитанные благовониями японские пагоды. Сквозь полные воздуха и свети дворцы магараджей и пестрые шатры бедуинов. Она летела, она действительно летела над ними, как будто ее несли птичьи крылья или волшебный ковер-самолет. Это было самое невероятное ощущение в ее жизни…
…до той секунды, пока она не испытала горького, но в то же время чудесного потрясения, вернувшись снова на землю. Это случилось, когда Брейден издал то ли стон, то ли крик и рухнул на нее без сил. Кэролайн несказанно удивилась, обнаружив, что они, оказывается, находятся в загородном доме семьи Стэнхоупов и лежат прямо на полу в гостиной. И в доме, кроме них, нет ни единой живой души.
Брейден, едва успев перевести дух, первым делом спросил:
— Как ты себя чувствуешь?
И дыхание, и пульс у Кэролайн все еще оставались далеки от нормы. Между прочим, и у Брейдена сердце билось гораздо чаще обычного, и Кэролайн даже испугалась: уж не хватит ли его удар?
— Прекрасно, а как же еще! — ответила она и поинтересовалась: — А ты?
По-видимому, он счел ее вопрос забавным, потому что, с улыбкой протянув руку, отвел с ее лица спутанные волосы.
— Я чувствую себя замечательно, — весело сказал он.
На несколько минут они затихли, рассеянно вслушиваясь в треск поленьев в камине и шелест дождя за окном.
— Да будет тебе известно, — наконец заговорил Брейден, и его голос показался Кэролайн виноватым, — что я не хотел, чтобы все произошло именно так.
— Это было неправильно? — Кэролайн живо перевернулась на бок и заглянула ему в лицо. Еще бы, сам профессор признает, что допустил ошибку!
— Конечно, неправильно! — с искренним раскаянием признался Брейден. — Приличным леди полагается терять невинность в постели, а не на полу в гостиной.
— Ах, какая незадача!
— Еще бы! Ты уж прости меня, Кэролайн.
— Я сделаю все, что в моих силах, — отчеканила она.
— А сейчас, — продолжал он, поднимая с пола скомканный халат, — ты оденешься… Впрочем, думаю, его лучше не надевать. Он весь испачкан… У тебя есть другой?
— Конечно, — ответила Кэролайн, с удовольствием разглядывая очевидные доказательства ее грехопадения, — наверху, первая спальня направо!
— Очень хорошо. Подожди здесь, я принесу тебе халат. А потом мы пошарим в кладовке и посмотрим, нет ли там чего нам на ужин.
Кэролайн, охваченная сладкой истомой, лежала не шевелясь, пока он натягивал брюки. Она только что обнажила перед ним свое сердце и душу. Разве после этого ее могла смутить телесная нагота?
— Все слуги живут внизу, в деревне, — виновато сообщила она.
— И слава Богу, — без обиняков ответил Брейден.
— Ну да, конечно, — смутилась Кэролайн. — Но понимаешь, нам придется самим что-то готовить на кухне. И я должна тебе признаться, что ни разу в жизни не подходила к плите.
— Тебе очень повезло, — заявил Брейден с самодовольной улыбкой, — потому что я умею готовить.
Прошло несколько часов, и Брейден, оторвав взгляд от сонетов, которые читал вслух Кэролайн, обнаружил, что глаза ее закрыты. Ее плечи поднимались медленно и равномерно в такт глубокому сонному дыханию. Длинные ресницы отбрасывали густую тень на нежные щечки. Светлые волосы рассыпались по подушке шелковистым ковром.