Ника.
И, было, я хотел что-то теплое подумать о ней, как чёрная пустота моего сердца прошлась эхом по всем закоулкам моего сознания.
Нет у меня никаких эмоций. Просто иду. Ну и что с того, чтобы иногда просто и бесцельно идти, это очень даже хорошо.
И я зашёл, здесь же, в небольшой магазинчик, купил две ленточки и отправился в парк. Минут через десять я уже достиг своей цели.
Вот он – Шестикрылый Серафим. Так я его называю, но так его не называла Ника.
Я подошёл к дереву, повязал на ветку ленточки в память об Алисии и Нике. И я обнял его ствол.
Обнял дерево и прошептал Его Имя.
Прошептал и поцеловал твёрдую и немного, почему-то, тёплую кору. На улице прохладно, а кора тёплая, как будто дерево и не дерево вовсе, а некий вселенский источник энергий.
Я обнял этот дуб, прижался к нему, закрыл глаза и заплакал. Точнее зарыдал.
И мои горячие слёзы отчаянья пустой жизни без любви упали на корни Шестикрылого Серафима.
И этот аромат, исходивший от дерева, как терпко-сладкий с горчинкой запах любви, он просто ударил мне в сознание и всё у меня в голове, немного так закружилось, как будто я выпил кружечку креплёного хмеля – всю махом выпил залпом.
Я захмелел. Сильно захмелел. Раздался щелчок и тишина. И голос в этой тишине. «Николас, не отрывай глаза. Не открывай!»
И я, через сомкнутые веки, вижу Нику, и она – Шестикрылый Серафим. Она – как огонь, как пламя, но у неё есть прекрасная человекоподобная форма и шесть мощных крыльев такой красоты и великолепия, которых я ещё не видывал.
И мы обнимаемся, и наши сердца целуются. Не губы, а сердца.
«Я же говорила тебе, что теперь мы будем вместе!» – Слышу я Нику.
«Теперь ты мой ангел-хранитель?» – Спрашиваю я.
«Типа того» – отвечает мне она.
И так это всё прекрасно! Я нахожусь в концентрированном ощущении любви! И я хочу всё это ощущать вечно. Всю эту силу, красоту, богатство, знание, святость и блаженство.
Но, увы, – я не выдерживаю и открываю глаза.
За долю мгновения моё тело превратилось в пепел, а пепел распался на молекулы и атомы.
Моя психика, мои тонкие ментальные тела, как какая-то тонкая шелуха, стали сгорать одно за одним.
Еще мгновение. Щелчок.
Чувствую – лежу на земле. Вроде живой.
Не знаю, как долго я находился без сознания. Может мгновение, а может быть и вечность. И может быть я теперь в какой-нибудь параллельной вселенной и в другой материальной реальности.
Я пришёл в себя и открыл глаза. А надо мной…
Господи, какое прекрасное голубое небо. Да, это оно, моё самое любимое небо. Бездонное синее небо, залитое осенним солнышком разгара бабьего лета. Нет более живого и красивого цвета, чем цвет этого неба. Небо – как концентрированная прана.
Тучи ушли. Ушли с неба, и ушли из моего сердца.
Уныние – это точно смертный грех. От уныния все несчастья: потери и болезни. Теперь я это знаю точно! И я постараюсь больше не унывать. Никогда и ни при каких обстоятельствах!
И я лежу на земле, жмурюсь от света, весь такой в предвкушении радости и счастья, и я чувствую, как наполняюсь сутью бытия. Оказалось, что суть бытия очень простая – это просто быть и быть при этом счастливым. И быть счастливым самому и стараться сделать счастливыми других. И не только людей. Я понял и обязательно этому всему научусь. И очень скоро.
Я стал пьян и весел от чувствования жизни. Я стал наполняться желаниями и вкусами жизни.
Я встал на ноги и ещё раз прижался к Серафиму и прошептал ему «Спасибо, друг!».
Я думаю, Серафим услышал меня, потому как зашелестела его крона и птицы вспорхнули с дерева и взмыли в небо.
С неба начали падать капли. Грибной дождь!
И я продолжил свою прогулку по этому волшебному удивительному парку.
Вижу, немного поодаль, словно призрак отца Гамлета, ходит Айра.
Айра.
Вчера это был моложавый, красивый мужчина – сегодня сгорбленный старик. Он узнал про смерть Ники, и это известие состарило его лет на двадцать.
Вот он – списочек желаний. Мы пишем жизни одно, а что там глубоко в сердце, там в неприступных зАмках подсознания, какие они эти, наши самые сокровенные и сильные желания, мы, увы, не знаем. До поры до времени не знаем.
Вот и Айра возможно любил Нику всё это время.
Любил так страстно и безнадёжно, как может любить пятидесятилетний мужчина двадцатилетнею девочку. И нет больше этой девочки. Нет её. Вот он и бродит и не может понять, что теперь делать с этим единственным и самым главным желанием своей жизни. С желанием в частности и своей жизнью в целом.
Не понимает, и уже не поймет. Никогда не поймет.
Я, было, хотел закончить свою прогулку и пойти в сторону коттеджа, но меня окликнули.