— Держи ее, — говорю я.
Саша подходит к Анне и толкает ее спиной на кровать.
— Уна? — ее голос тихий и слабый.
Я вынимаю нож из закрепленных на бедре ножен, обхватываю запястье Анны и прижимаю ее руку к тонкому матрасу.
— Уна, пожалуйста, — шепчет она, и слезы текут по ее лицу.
— Лежи смирно. Это быстро, — говорит ей Саша.
Я собираюсь с духом и быстро прижимаю острый, как бритва, клинок к мизинцу моей сестры. Лезвие прорезает кость, и Анна кричит. Матрас под ее ладонью пропитывается кровью. Я комкаю край одеяла и прижимаю к ране.
— Держи.
Анна рыдает, заливаясь слезами, и трясущейся рукой прижимает одеяло к ране.
Не в силах смотреть на нее, я забираю отрезанный палец и, выходя из камеры, говорю Саше:
— Пришли кого-нибудь обработать рану.
***
Мы с Сашей стоим по обе стороны от Николая. Напротив – Рафаэль с двумя своими людьми. Снег подтаял, и вокруг слякоть. Мы встречаемся на крыше заброшенных гаражей, и уныло-серый пейзаж напоминает о том, что русская зима подходит к концу.
Глаза Рафаэля встречаются с моими, и его лицо становится напряженным, а плечи опускаются, словно под тяжестью невидимого груза. Он переводит взгляд на Николая.
— Я предлагаю вам вполне приемлемые условия, но мне нужны доказательства того, что она еще жива.
Николай запрокидывает голову и хохочет.
— Твои требования никого не волнуют, — высокомерно произносит он. Рафаэль – влиятельный человек, босс картеля, но в окружении своей «Элиты» Николай считает себя богом. — Вот, — он достает что-то из кармана и бросает Рафаэлю. Пластиковый пакет, в котором лежит палец Анны.
При виде этого густые черные брови Рафаэля сходятся на переносице.
— Это, что, шутка?
— Конечно, нет. Видишь, срез совсем свежий. Только сегодня утром отрезан, — Николай разводит руки в стороны.
— Это не доказывает, что она жива, — Рычит Рафаэль, и в этот момент все его чувства отчетливо читаются на его лице. Он любит ее. Тогда меня это взбесило, а теперь я считаю это глупостью, он ведь даже не пытается скрыть свои чувства. Рафаэль демонстрирует свое уязвимое место, которым Николай непременно воспользуется.
Подойдя ближе, Николай усмехается и, прижав ладонь к груди, говорит:
— Клянусь честью. Уна лично его отрезала.
Рафаэль переводит взгляд на меня и, подняв в руке пакет, сквозь зубы спрашивает:
— Ты это сделала? — в его голосе звучит явное обвинение.
Я борюсь с желанием оправдать свой поступок. Нельзя показать Николаю, что меня это сильно волнует.
— Ты хотел доказательство того, что она жива. Теперь оно у тебя есть, — говорю я. — Мне кажется, потерять палец, но обрести свободу – это неплохой обмен, — голос мой звучит ровно и совершенно безэмоционально. Рафаэль переводит взгляд с меня на Николая и обратно. Я вижу, как он мысленно складывает все детали, пытаясь сопоставить женщину, стоящую перед ним сейчас, с той, которую узнал когда-то.
— Она любит тебя, — почти рычит Рафаэль.
— Любовь – это слабость, Рафаэль, — приподняв бровь, я подхожу к нему ближе. — И ты тому доказательство. Заключить невыгодную сделку только ради моей миленькой сестрички…
Губы Рафаэля растягиваются в легкой ухмылке, и он переводит взгляд на Николая.
— Так мы договорились?
Николай склоняет голову набок.
— Договорились.
Я едва сдерживаю вздох облегчения, ведь только что Рафаэль выкупил свободу Анны.
Фигуры Николая постепенно, одна за другой, покидают шахматную доску. Неро, Анна и мой сын уже вне игры. Значит, скоро мы останемся с Николаем один на один.
Глава 30
Неро
Я просыпаюсь от звука – еле слышного шороха, раздающегося из динамика радионяни, после чего она отключается. С бешено колотящимся сердцем я хватаю лежащий на тумбочке пистолет. Я никогда не отличался спокойствием и уравновешенностью, но появление ребенка – это стресс, не поддающийся описанию. А поскольку моего Данте разыскивает этот русский псих, я не имею права рисковать.
Тихо покинув спальню, я выхожу в коридор и вижу Джорджа, свернувшегося калачиком у двери в детскую. Нахмурившись, осторожно отрываю дверь и в свете ночника вижу темную фигуру в капюшоне. Подняв пистолет, прицеливаюсь, но вдруг замечаю, что незнакомец держит на руках Данте! Стиснув зубы, я опускаю оружие, с тем же успехом чувак мог держать в руках мое гребаное сердце.