— Ты, — обращается Николай к нему, и в его голосе слышится обвинение вперемешку с разочарованием. — Я дал вам двоим все.
Я… он хотел быть уверенным в моей преданности, но до конца это ему так и не удалось. А вот Саша… Что ж, Сашина преданность была несокрушимой, он был его верным блудным сыном. Пока не стал свидетелем моего падения – падения лучшего бойца «Элиты». Пока не увидел мою любовь к Данте. Это изменило Сашу. Поэтому, когда Николай попросил его собрать сведения о том, действительно ли мой сын находится на территории, контролируемой Рафаэлем, информация, выданная Сашей, ни на минуту не вызвала сомнений в ее достоверности. Все детали сложились в идеальный механизм.
Я делаю глубокий вдох и встаю перед Сашей, прекрасно понимая, что эта ситуация давит на него гораздо сильнее, чем на меня.
— Ты ничего нам не дал. Ты лишил нас всего, — подойдя к Николаю, я смотрю на него холодно и безразлично, прекрасно понимая, что в данный момент взгляды всех находящихся здесь прикованы к нам. Присутствие Неро, стоящего возле машины, ощущается сильнее, чем когда-либо.
Зайдя Николаю за спину, я с силой бью его по ногам, и он со стоном падает на колени. Схватив за подбородок, я вынуждаю его повернуть голову и взглянуть на четырех убитых мною бойцов «Элиты».
— Знаешь, Николай, почему ты здесь?
Он ничего не отвечает и просто пытается освободиться от моей хватки. Я сгребаю в кулак волосы на его затылке и с силой запрокидываю голову Николая, угрожая сломать шею.
— Ты здесь, на коленях, чтобы ответить за свою самонадеянность. Ты считал себя непобедимым под защитой своей армии. Под защитой своих детей, — я разжимаю руку, освобождая его от своей хватки, и делаю шаг назад. Саша протягивает мне два ножа, я беру их и бросаю на землю. Они с громким звоном падают прямо перед Николаем.
— Бери! — выплевываю я и разминаю мышцы шеи поворотом головы вправо-влево. Сделав несколько шагов в сторону Неро, я возвращаюсь и в ответ на бездействие Николая повышаю голос: — Твою мать, бери их!
— Значит, ты решила убить меня, выдав этот поединок за честный бой?
Я фыркаю, а Неро с низким смехом говорит:
— Этот поединок при всем желании не сделать честным. Ты в любом случае умрешь.
— Ты отнял у меня ребенка, а уже на следующий день выставил против одного из лучших своих бойцов, — охваченная гневом, я с трудом сдерживаю желание выстрелить ему прямо в лицо. Закрыв глаза, я вспоминаю, как он оставил меня лежать привязанной к кровати, а сам забрал ребенка, повернулся ко мне спиной и просто ушел. — Поэтому, Николай, на этот раз ты сам будешь сражаться изо всех сил. Ты узнаешь, что значит биться за собственную жизнь.
На короткий миг наши глаза встречаются, и он, скрипнув зубами, хватает ножи, вскакивает на ноги и бросается на меня. Я встречаю его с улыбкой и абсолютно неподвижно. А в последнюю секунду молниеносно перехватываю его руку, и удар Николая не находит цели. Заведя ему руку за спину, я ломаю ее. Нож выскальзывает из ослабевших пальцев, и я, подхватив его на лету, вонзаю лезвие в плечо Николая. Он кричит от боли, а я улыбаюсь.
Николай извивается, беспорядочно размахивая вторым ножом, но все эти телодвижения – не более чем отчаянные последние усилия человека, понимающего, что судьба его решена.
Сделав несколько шагов назад, я наношу ему быстрый удар кулаком в горло. Он задыхается, а я забираю у него второй нож и вонзаю в другое плечо. Убивать мне всегда было легко. Мне это нравилось, потому что хорошо получалось. Но это всего лишь работа. Я не заставляла свои жертвы мучиться. А сейчас…это уже не работа. И я хочу, чтобы он страдал. Я желаю ему такой боли, какой не желала никому и никогда.
Он пошатывается на слабеющих ногах, кровь хлещет из ран в обоих плечах, и, глядя на меня, произносит с болезненной гримасой:
— «Братва» объявит на тебя охоту, голубка.
Покачав головой, я подхожу к нему вплотную, так близко, что ощущаю во рту металлический привкус от запаха его крови.
— Вряд ли. В конце концов, когда ты умрешь, они снова будут беспрепятственно торговать оружием и наркотиками, — приподняв брови, я хватаюсь за рукояти обоих ножей, выдергиваю их из плеч Николая и молниеносным движением вспарываю его живот крест-накрест, от ребер до бедренных костей.
На лице Николая появляется ошеломленное выражение. Глаза его удивленно расширяются. Он хрипит, захлебываясь кровью в горле, и падает на землю, открывая рот и дергаясь, словно выброшенная на берег рыба. Я присаживаюсь рядом с ним на корточки.
— Прощай, Николай, — и, подняв в воздух клинок, вонзаю в его горло с такой силой, что разрезаю шейные позвонки.