— Немного, но все-таки, как говорят, есть кое-какие детали.
— Кто это говорит?
— Пат. Полиции довольно много известно о пей.
— А что он еще сказал?
— Он сказал, что ее следующий любовник ему также известен. Это Уолтер Маи-Грат. Он держал ее при себе около года во время войны. Они жили тогда в апартаментах на Риверсайд Драйв.
— Он из местных?
— Нет, из другого штата, но частенько бывал в нашем городе.
— Делец?
— Он занимался строевым лесом. Еще торговал сталью. В полиции он зафиксирован… — Заметив, что мои брови вопросительно приподнялись, Велда торопливо добавила: — Уклонение от уплаты налогов, два ареста за хулиганские действия и срок за это, и один условный приговор за кражу оружия.
— А где он сейчас?
— Он здесь уже около месяца. Сбывает строевой лес.
— Прекрасно! А кто такой Леопольд Ковальский? — Велда нахмурилась, глаза ее потемнели.
— Не могу точно сказать, но Эдди намекнул мне о нем. Вскоре после войны Берта Торн выступала в ночном клубе. Однажды после закрытия клуба на улице вспыхнула драка якобы из-за нее. Какой-то репортеришка из бульварной газеты успел щелкнуть ее пару раз, и газета поместила фото на первой странице. Все это вышло чисто случайно. Но ее имя и фотография крепко запали в памяти Эдди. Через месяц история вновь повторилась, и опять в газетах появилось ее фото. Вот Эдди и вспомнил о ней.
— Но что же насчет того парня, милая?
— Сейчас я тебе о нем расскажу. Этот парень внешне похож на борца, и я отправилась в редакцию спортивного журнала, и там редактор сказал мне, что это Леопольд Ковальский. Он действительно борец и целый год успешно выступал под именем Ли Ковальского, пока на тренировке не сломал руку. После этого он куда-то исчез, но месяц спустя, во время последней уличной драки, попал под машину и умер. Поскольку в этом деле это второй случай гибели в автокатастрофе, то обратились в страховую компанию. Насколько можно судить по их данным, это типичные несчастные случаи.
— Типичные несчастные случаи? — повторил я. — Не мешало бы все-таки проверить.
— А может, не стоит, Майк?
— Может, и не стоит. — Я просмотрел историю болезни Берты Торн и спросил: — А что ты скажешь об этом?
— Немного. Она пришла к доктору Марину Себорину для обследования. Он обнаружил крайнее истощение нервной системы и предложил ей отдохнуть. По обоюдному согласию они выбрали соответствующую лечебницу, где диагноз доктора Себорина полностью подтвердился. Берта оставалась в больнице примерно четыре недели. Свое лечение она оплатила вперед.
— Что-то тут не сходятся концы с концами. — Я взглянул на Велду, которая в задумчивости смотрела на меня. — А ты считаешь, что сходятся? Нет, дорогая, расходятся. А что там насчет конгрессмена Джефри?
— Ничего путного. Он встречался с ней пару раз на каких-то политических приемах. Он не женат, и с этой стороны к нему не подступишься. Но не думаю, что он что- нибудь о ней знает.
— Это плохо.
— Не очень, Майк. Мы только начали. А что о ней сказал Пат?
— Все записано. Вероятно, самого главного он не сообщил. Кроме того, ее связь с Эвеллой кажется обычной, если учесть ее вкусы. Она родилась в Питсбурге в 1920 году. Отец — швед, а мать — итальянка. Она жила некоторое время в Европе. Один раз была в Швеции, была еще в Италии, в 1940 году. Ее работа не обеспечивала тех затрат. которые она позволяла себе, но для девушки подобного склада это легко объяснить.
— Значит, связь с Эвеллой?
— Эбелла лишь один из них. Он находится здесь, в Нью-Йорке. Пат даст тебе адрес.
— Значит, он мой?
— Пока я не смогу приблизиться к нему. А ты, пожалуй, используй любую возможность.
— Каким образом?
— Любым, который это обеспечит. Конечно, лучше всего быть представленным кем-либо и позволить ему сделать все остальное. Необходимо узнать круг его общения.
— Может, это удастся мне? — кокетливо спросила она.
— Имей в виду, ты не имеешь права на ошибку.
Велда улыбнулась.
Наконец, мы покончили с завтраком и вышли на улицу. Я вновь с удовольствием наблюдал, как она усаживалась в машину, после чего сел в другое такси. Я велел шоферу ехать в Бруклин, но сначала попросил остановиться на Атлант авеню. Там мне сразу же все стало ясно. Имя все еще значилось на табличке, но соседи сообщили, что ночью она ушла и квартира пуста. Когда наша машина отъезжала, у тротуара затормозил грузовик с вещами нового квартиросъемщика.
Второй адрес в Бруклине принадлежал репортеру, который оставил работу десять лет назад. Сейчас ему было сорок девять лет, но выглядел он на все семьдесят. С одной стороны его лицо было изуродовано шрамом, который тянулся от уголка глаза к уху и далее вниз ко рту. Если бы он снял рубашку, то можно было бы увидеть три глубоких шрама на животе. Одна рука ниже локтя не двигалась. Из газеты он ушел не по своей воле, а из-за статьи о мафии, которая и стала причиной его увольнения.