Ильич проводил нас до «Форда», встал чуть поодаль, развлекая воспоминаниями о своих многочисленных рыбалках, косясь одним глазом на оставленный без присмотра киоск. На прощанье он помахал нам рукой и еще раз пожелал хорошего клева.
Ехали молча, оба погруженные в утреннюю дрему. Мои мысли все еще путались. Иногда казалось, что я сплю в квартире в Москве. Когда за окном слепили фонари, мне вдруг представлялось, что я в поезде, мчусь в одну из командировок. Потом Брезентовый включил радио, заиграло что-то из русского рока — и тут я очутился в больнице, возле койки, где умирала Алёна. Мне показалось, будто музыка играет из динамиков старого радио, что стояло на подоконнике в палате. И серый полумрак вокруг — это не рассвет, а специально задвинули жалюзи.
«Спи сладким сном и не помни о прошлом. Дом, где жила ты, пуст и заброшен…»И снова в машине — заморгал сонно. Показалось, снова показалось…
Не от этих ли воспоминаний я бежал? Не их ли боялся? Запахи лекарств, которые, казалось, впитались в мою кожу до самой смерти — кто говорил, что у воспоминаний нет запаха? Ложь, ложь! Чувство растерянности, душевный упадок, ощущение, будто я предал Аленку, будто наговорил ей в жизни много ненужного, невесомого, совершенно непонятного… А еще столько всего не успел сказать. И не успел сделать.
Иногда так хочется взять лоскутки воспоминаний и мыслей, добавить образов, добавить недосказанное, мечты какие-нибудь — и сшить из всего этого свой, параллельный мир. Такой, который я хочу. Чтобы без нелепых смертей и ненужного бегства. Чтобы без небоскребов и страхов. Без юристов и кока-колы. Без глянцевых журналов и никому не нужных фотографий. Мир — утопия. Мир — фантазия. Он и существовать-то может только в мыслях.
Песня закончилась, следом заиграло что-то дикое и веселое. Мы выехали из города, свернули с дороги и на низкой скорости принялись трястись по ухабам и кочкам. Брезентовый рассказывал, как однажды от сбил в лесу росомаху. Не на смерть, но перепугался больше животного. Минут через двадцать мы остановились.
Мы вышли на свежий воздух. Вид утреннего леса поглотил меня. Туман, словно старая застиранная простыня, цеплялся клочьями за ветки деревьев, стелился по земле. Деревья обступили со всех сторон, навалились любопытные. Дышалось легко, но в каждом вдохе чувствовалась лесная сырость. Сквозь ветки пробивалось слабое еще утреннее солнце, окрашивая мир в изумрудный цвет. На секунду я пожалел, что не взял с собой фотоаппарат, но желание быстро прошло, улетучилось.
Разгоняя туман, Брезентовый отыскал тропинку и объяснил, что нам теперь идти пешком около получаса. На автомобиле здесь не проехать. Изо рта шел пар, а щеки щипало от легкого морозца. Никогда не гулял по лесу, поэтому с радостью решил восполнить пробел жизни.
Под ногами скрипели ветки, туман цеплялся за подошвы. Мы шли в тишине леса, а я боялся нарушить его, прислушиваясь, словно хищник, к каждому неосторожному шороху, к каждому непонятному шуму. Лес потихоньку просыпался. Ранние пташки где-то в серебристых ветках громко переговаривались между собой. Стучал дятел. Один раз из-под ног Брезентового мелькнула рыжая белка — молниеносно забралась по стволу дерева и скрылась в густой листве. Брезентовый рассмеялся и рассказал анекдот о белках, старый, но довольно смешной. Брезентовый вообще казался неисчерпаемым источником всевозможных историй, анекдотов и жизненных зарисовок. Я подумал, что если бы он замолчал хотя бы на час, то взорвался бы от давления прущих из него слов.
Один раз над головами шумно пролетел самолет, раскачав верхушки деревьев и оглушив низким ревом мощных двигателей. Брезентовый тут же рассказал, что где-то в лесу есть совершенно секретная воинская часть, в которую постоянно летают совершенно секретные вертолеты. И из нее тоже летают, кстати. Никто не знает, что за это часть и где она находится, но один раз Брезентовый заплутал и наткнулся на высоченный забор из колючей проволоки. Всюду висели таблички огненно-красного цвета, где желтыми трафаретными буквами было написано: «Вход (въезд) запрещен (закрыт)». С той стороны забора тоже стоял лес, но было видно множество протоптанных дорожек, следы армейских сапог, а кое-где валялись поблескивающие в свете солнца гильзы. Направившись вдоль забора, Брезентовый довольно скоро вышел к поляне, которая при внимательном рассмотрении оказалась не поляной вовсе, а посадочной площадкой. Вокруг площадки высились деревянные сторожевые вышки. Брезентовый даже смог разглядеть одного из вояк, с автоматом на плече и с сигаретой в зубах. После этого Брезентовый решил не искать приключений на свою задницу и незаметно скрылся.