Когда я смеялся на дне оврага, а тело отвечало моему веселью предательскими уколами боли в самые разнообразные места, мне живо вспомнился мой короткий полет. Тогда я решил, что в комнате просто было маловато ветра, но в дальнейшем решил не продолжать опыты. Сейчас ветра было хоть отбавляй. Но я все равно упал. Но ведь и летал же. Почти летал, черт возьми!
Девушка улыбалась тоже, неуверенно и немного испуганно. Ей, должно быть, очень неудобно лежать в такой странной позе. Левая рука оказалась зажата собственным весом девушки.
— Извините, — хихикнул я, — простите, пожалуйста. Нервное это.
— Мне так холодно, что я ног не чувствую, — отозвалась девушка, — и шея затекла. Вы не могли бы посмотреть, что у меня с ногами? Они хотя бы на месте?
Я заверил ее, что ноги на месте. Провел рукой по холодной, словно выточенной из глыбы льда, ступне.
— Чувствуете что-нибудь?
— Нет, — слабо шепнула девушка, — о, боже. Я останусь без ног, да?
Я неуверенно пожал плечами. Впрочем, девушка вряд ли это заметила.
— А левую руку… чувствуете?
Я подполз к ней ближе. Девушка испуганно уставилась на меня. Я подумал, что ее черные глаза отлично смотрятся с белоснежными вьющимися волосами. Интересно, крашенная она или нет?
— Я не уверена, что чувствую левую руку, — медленно произнесла она и вытянула перед собой руку правую с растопыренными пальцами. Несколько секунд разглядывала поломанные ногти, потом, в задумчивости, поднесла руку ко рту и отгрызла кусок болтающегося ногтя. Сплюнула.
— То есть, я теперь парализована, — сказала она. В голосе слышалась стальная невозмутимость, принятие случившегося факта как чего-то естественного и необратимого.
— Может быть и нет. Кто же вам сейчас точно скажет? — пробормотал я. — Не переживайте.
— Меня так потрепала жизнь, что паралич уже не кажется чем-то страшным. Жизнь продолжается, и то ладно.
— Занятная философия.
— Это жизненный факт, — сказала она, — вы действительно рыбачили тут?
— Да. А вы помните, что произошло?
— Я уснула сразу после того, как мы взлетели. И мне снился странный сон. Про какого-то уродца, который стоял возле виселицы, а вокруг толпился народ. Знаете, вроде средневековья, как показывают в фильмах. И я стояла среди толпы этих людей. Он смеялись и показывали на уродца пальцами. А я не хотела смеяться. Мне казалось, что он… добрый. А потом я открыла глаза и увидела лес. И, знаете, было такое чувство пронзительного холода. Как будто меня засунули в глыбу льда. А затем я увидела вас.
— И вы не помните, как пришли в себя в первый раз?
Она непонимающе нахмурилась.
— Вы кричали, что ничего не видите, называли меня горбуном и расцарапали мне подбородок.
— Забавно, — пробормотала она, — не помню. Может быть, вы мне тоже снились?
— Ага. И сейчас снюсь.
Она улыбнулась, потом снова нахмурилась и огляделась, словно только сейчас сообразила, где находится.
— Холодно. Очень холодно. Думаю, я преждевременно порадовалась тому, что жива. Это надо было догадаться снять в самолете пальто!
— Вы же не знали…
— Вот выберемся отсюда, и я расскажу вам все, что со мной произошло в последние два года. Тогда вы поймете, что этого падения следовало ожидать. Надо было не снимать пальто.
— Минутку подождите…
Коря себя за тугодумие, я торопливо стащил куртку. Под курткой был толстый свитер, который на время одолжил Артем. Свитер намок и потяжелел.
Надеть куртку на девушку было немыслимо, поэтому я накинул ее сверху, а девушка правой рукой поправила, как ей было удобно.
— Даже ноги не могу подтянуть, — прошептала она.
— Конечно, куртка не сильно поможет, но все-таки…
— Спасибо. У вас тоже проблемы… с ногами?
Я виновато кивнул.
— Тогда будем кричать, пока не охрипнем. А если нас не найдут, то к завтрашнему утру замерзнем.
— Кажется, вы слишком критично смотрите на жизнь.
— А чему радоваться? — небрежно шепнула она. — Пока что жизнь не дала мне ничего такого… радостного.
Хотя светило солнце, изо рта шел пар, а кончик носа подмерз. Мы на время замолчали. Стало слышно, как журчит ручеек, стекающий с камня, пробивает себе тропинку сквозь траву и мох. Гуляющий по оврагу ветер донес чьи-то далекие крики, голоса.