Остальным как-нибудь обеспечим.
21
Да, о такой божественной фразе Бориска мог теперь только мечтать в мечтах и грезить в грёзах. И он грезил, и ему эта фраза чуть не каждую бессонную ночь являлась. И была она ещё лучше. И на двух языках — на русском и на немецком. А иногда на русском и на английском. Которого Бориска не изучал и не знал.
— Всем обеспечим! — обещал кто-то Бориске навязчиво из ночи в ночь.
А при дневном свете, тет-а-тет с самим собой, он думал:
«Никогда бы я не поверил, что в сорок четыре года, в расцвете, можно сказать, лет, не то что семью, сам себя обеспечить не смогу».
И больше всего удручало его, что несостоятельным он проявил себя и здесь, в свободном мире чистогана, и на родине своей несчастной. На родине у сына-шизофреника и его любовницы на шее сидел. Спасибо ещё хоть недолго — так как деньги у него с собой были, от Раисы полученные. А здесь — у старого отца с Ангелой. Уже полностью на шее, всем своим полусредним весом. И финиша этому сидению пока не просматривалось.
Заявление в соответствующие немецкие органы он подал — о том, что не ведёт со своей женой Раисой общего домашнего хозяйства и не живёт с ней семейной и прочей жизнью, а живёт сам по себе отдельно, не имея никаких средств для своего существования. «Пока, — написал, — нашёл я временный приют у отца своего преклонного возраста, но мечтаю снять себе небольшую квартирку, укладывающуюся в социальные нормы, и получать отдельное, на себя одного, пособие». А соответствующим немецким органам, им спешить некуда, соответствующие немецкие органы никогда никуда не опаздывают, а значит, и не торопятся. Они на все его письменные запросы отвечают одно и то же. С завидным постоянством. Сначала:
«Глубокоуважаемый херр, для ответа на ваш запрос требуется какое-то время. Мы ответим вам так скоро, как это только возможно. С дружеским приветом».
Потом, через месяц:
«Ваши бумаги обрабатываются. С дружеским приветом».
А если Бориска звонит им по телефону или является персонально — чего органы сильно не любят, — они отвечают:
«Подождите, битте, мы должны посмотреть», — и только минут через пять уже: «Ваши бумаги обрабатываются».
Кем обрабатываются у них бумаги, как и сколько будут обрабатываться, они не отвечают. Бориске иногда кажется, что органы и сами этой тайны не ведают. Они знают о бумагах только, что бумаги существуют и что обязательно где-то в их глубинах и недрах обрабатываются — это у них в компьютере значится, — а больше не знают о них ничего. Вот и говорили по этому поводу органы всё, что им в данный момент заблагорассудится. То: «Срок обработки документов не менее шести недель», — то: «Когда бумаги будут обработаны, мы вам сообщим письменно», то: «Ваши бумаги на стадии утверждения, оставьте ваш телефон и предоставьте дополнительно эти, эти и эти документы».
Бориска в этой матовой ситуации уже и на диплом свой девственный наплевал многократно, и на свой богатый опыт работы по снабжению кого угодно чем угодно.
Куда только не пытался он всунуться. И на родине, кстати, тоже. На родине без крепких связей, с улицы, человека, которому за сорок, никто не берёт на работу в принципе. Тут, если ты без водительских прав и тебе за сорок, тоже никто не берёт. На немецкие права можно, конечно, сдать, если есть тысяча евро, которой нет и в помине. Но с годами-то совсем уж ничего нельзя сделать. Их со временем только больше становится, всё больше и больше.
Бориска в одном отделе кадров показал им годы и товар лицом! А что толку? Он пришёл туда спросить, почему и на каком основании они никак, даже отказом, не ответили на его письменное заявление.
— Вам ведь нужен помощник слесаря-монтажника? Вы объявление давали?
Начальник по кадрам говорит:
— Помощник слесаря-монтажника нам нужен позарез. Мы без помощника слесаря-монтажника просто задыхаемся. Но в нашем объявлении написано, вот, смотрите: «Перспективный молодой человек с водительскими правами».
Бориска говорит:
— А я какой?
— Вы, — кадровик говорит, — не перспективный, не молодой и без прав.
— Я не молодой? — Бориска говорит.
И становится на руки, и начинает вверх ногами прохаживаться по кабинету.
А начальник по кадрам:
— Шли бы вы, — говорит, — с такими способностями лучше в цирк.
Пошутил, значит, тонко и остроумно.
— А шёл бы ты со своим юмором в жопу, — отреагировал на шутку начальника Бориска.
Правда, отреагировал по-русски. И начальник его слов не понял, и никакого значения им не придал.