В платьице с цветочками и в коричневом клетчатом платке на плечах на ломжинском рынке стояла какая-то женщина и торговалась с продавщицей.
«Летнее платье и зимний платок? — удивился Цемах и сам не понял, почему он этому удивляется. — Летнее платье и зимний платок, летнее платье и зимний платок», — непрерывно бормотал он, и ему казалось, что он превратился в большую муху на окне. Муха хочет вылететь наружу и все время бьется о стекло и жужжит, жужжит. На рынке на перевернутом пустом молочном бидоне сидел крестьянин. Еще один бидон, полный молока, стоял рядом с ним. «Как этот человек уселся на дно бидона с острым жестяным краем?» — снова удивился Цемах и испугался, не тронулся ли он умом: о чем думает бывший новогрудковский мусарник?!
Он отвернулся от окна и увидел, как Володя разговаривает с оптовиком о доставке с железнодорожной станции пары вагонов муки, которую они купили на паях. Извозчики носили со склада мешки и грузили их на широкую платформу. Наум командовал носильщиками, а приказчики общались с покупателями.
Вошел лавочник из Пентницы, местечка, расположенного на том берегу Нарева. Это был молодой человек с торчащими вперед блестящими зубами, с копной жестких, как проволока, волос и с огоньком в прищуренных глазах. Он стучал сапогами, как будто на улице был мороз, и бодро крикнул, что пришел за товаром. Занятый с компаньоном по покупке вагонов с мукой, Володя подмигнул Цемаху, чтобы тот занялся клиентом. Подскочил и один из приказчиков. Покупатель велел подать на пробу пшеничной муки и спросил, сколько стоит мешочек.
— Тридцать семь злотых, — назвал Цемах окончательную цену.
— В других местах — тридцать шесть, — попробовал торговаться пентницкий лавочник. Вмешался приказчик и сказал, что если бы хозяин не назвал цену в тридцать семь злотых, то клиент нигде бы сегодня не нашел такого товара даже за тридцать восемь. Взвесили пшеничную муку. Пентницкий лавочник прищуренным глазом присматривался к новому хозяину, стоявшему у кассы.
— Компаньон? А, да я совсем забыл! Я действительно слыхал, что Ступели взяли в девери целого раввина. Вот так выглядит раввин? Без бороды, без длинного лапсердака, да еще и занимается мукой? Ломжинцы любят рассказывать небылицы.
Нахальная улыбка на толстых вывороченных губах пентницкого лавочника и его торчащие вперед губы выглядели в глазах Цемаха как пережеванное сено в углу рта лошади. В том, как этот лавочник вертел головой, в его взгляде была видна глупость хитрого мужичка, который привозит в город тележку дров и уверен, что все на рынке думают только о нем, все хотят его одурачить. Цемаху даже было приятно, что этот крикливый молодой человек издевается над ним. Не из уст ли Всевышнего исходят бедствия и блага?[59] Как он постелил себе, так ему и спится.
После долгого торга пентницкий лавочник согласился купить пшеничную муку по предложенной цене и велел показать ржаную. Ему нужны пять мешочков. Если цена не будет чрезмерной, он возьмет десять. Цемах снова назвал ему конечную цену, а приказчик добавил, что покупателю не следует торговаться, его брат тоже заплатил семнадцать злотых за мешочек.
— Так у моего брата и идут дела хуже некуда, — рассмеялся покупатель и рассказал, что брат открыл лавку как раз напротив его лавки и хочет с ним конкурировать. Но у него не получается, уже два раза обанкротился. Тем не менее он, покупатель, помогает брату и каждую неделю дает ему пятерку, а иной раз и десятку. Не ему самому в руки дает он эти деньги. Брат-банкрот к тому же еще и гордец и не возьмет денег. Он посылает их жене брата — для детей.
— Вы помогаете вашему брату пятеркой, десяткой, но вы не поможете ему так, чтобы он больше не должен был к вам обращаться за помощью, — неожиданно врезал ему Цемах.
Пентницкий лавочник сразу же утратил все свое нахальство и принялся оправдываться:
— Так что же мне делать? Пожалуйста, скажите мне, что я должен сделать, чтобы мой родной брат не был мне кровным врагом? Чем больше я ему даю, тем больше он меня ненавидит.
Сбитый с толку и растерянный покупатель медленно почесывался, как будто в летаргическом сне: что здесь происходит? Он заходит купить муки и платит завышенную цену, а его оскорбляют и вмешиваются в отношения между ним и его братом?
— Я смеюсь над вами, грубияны! — заорал он на весь склад, придя в себя. — В Ломже хватает торговцев мукой, а за такую цену мне еще и руки будут целовать. Тьфу на вас! Пропадите вы все пропадом!