— Почему она плачет, эта служанка? — он сделал над собой усилие, чтобы говорить спокойно.
Слава поспешно ответила, держа руку на двери:
— Володя нашел для нее место у одного своего покупателя, а она не хочет туда. Но мне она не нужна, у меня на нее терпения не хватает. Взяла ее, только пока она не получит другое место.
Цемах поманил Славу пальцем, словно специально хотел обидеть ее, давая знак без слов и даже не снисходя до того, чтобы махнуть всей рукой.
— Передай своим братьям от моего имени: если они отошлют эту служанку в село, я пойду по Ломже от синагоги к синагоге и повсюду буду провозглашать, что Лола Ступель соблазнил сироту и что семья Ступелей прогнала эту сироту в село, где ребенка крестят. Я все расскажу, и это так же верно, как то, что я сейчас с тобой разговариваю.
— А что же нам делать? — спросила Слава после долгого молчания. — Пусть Лола женится на служанке?
— А почему бы и нет? — удивился Цемах. — Этот Лола — обжора, а девушка — праведница. Ее преследуют с самого детства, и все же она не крестилась, хотя ее жизнь на селе от этого стала бы легче. Так почему же она не подходит Ступелям в невестки?
Слава видела, что он дразнит ее и издевается над ее родными, и начала кричать:
— Эта корова, этот распущенный кусок мяса, эта уличная девка, чтобы она стала невесткой Наума и моей племянницей?!
Однако он снова ответил хладнокровно, с намерением, чтобы его спокойные слова сделали ей еще больнее:
— Почему ты так ее обзываешь? Потому что она рассказала мне правду в то время, как ты — обманула? Ты не должна, по крайней мере, называть ее распущенной. Разве ты была лучше?
Слава помнила в этот момент, что должна оставаться спокойной. Выдержать его взгляд и остаться спокойной. Чтобы ее лицо не выразило ни гнева, ни страха.
— Хорошо, я передам моим братьям то, что ты велишь мне передать, — ответила она и вышла.
Глава 8
Усталый с дороги, но довольный тем, что ему удалось сделать, Володя сидел в глубоком кресле и рассказывал женщинам семьи, как он таскался от села к селу, пока не отыскал крестьянина, который согласился за хорошие деньги принять эту девицу. Теперь ее надо побыстрее отослать, и дело кончено. Слава подождала, пока брат закончил рассказывать, и тогда передала слова Цемаха точно так, как они были сказаны. Фрида и Хана молча испуганно переглянулись. Володя медленно встал.
— Откуда про это известно твоему мужу?
Слава ответила мертвым голосом и с застывшим лицом, будто она была деревянной кукушкой из часов брата: ее муж может знать об этом только от служанки, но до сегодняшнего дня он молчал.
— Когда я прежде ей рассказывал, что у меня есть уже для нее место, она не ответила ни слова, — просопел Володя.
— Но как только ты вышел, она начала плакать, оттого что ее отсылают, и мой муж услышал это. Можешь быть уверен, что он сделает, как говорит. Будет ходить от синагоги к синагоге и всем рассказывать, — подзуживала Слава брата.
От злости краснея своим складчатым затылком, Володя вытащил из высоких черных напольных часов длинную медную гирю.
— Вот этой гирей я расколю твоему мужу голову.
— Сделай это, — ответила Слава.
По ее словам и виду Володя понял, что она переживает сейчас больше него. Он положил тяжелую гирю на стол и снова уселся в кресло, понурившись. Слава, с кривой улыбкой глядя на обеих своих невесток, сказала, что по справедливости, как ее понимает ее муж, Лола должен жениться на служанке.
— Он сказал, что мы можем гордиться таким родством, а мне сказал, что я не должна говорить об этой служанке ничего дурного, потому что сама была распущенная.
На широкие, как тарелки, щеки Володи легла мягкая печаль. Он хорошо помнил, как Слава встала на сторону своего мужа, когда его выгнали из дела. Теперь она уже сама говорит о нем с ненавистью.
— Ты должна развестись с ним, — пророкотал Володя то, о чем давно думал, и насупил брови.
— Может быть, я так и сделаю, но не из-за служанки, — ответила Слава и посоветовала брату найти еврейскую семью подальше от Ломжи. Тогда Цемах будет молчать. А если он хочет говорить, пусть говорит. Ни один разумный человек не скажет, что из-за того, что Лола сглупил, он должен жениться на служанке. А если Стася и ее ребенок останутся среди евреев, то Ступели не потеряют ни единого друга.
— Наум от стыда что-нибудь натворит, — стала заламывать руки Фрида.
— У меня есть другая идея, еще лучше! — воскликнула Слава торжествующе, будто перехитрила врага. И ушла в свою квартиру через заднюю дверь, чтобы не смотреть на физиономию Цемаха.