Слава посмотрела на него, пораженная тем, откуда он это знает, и жалко улыбнулась:
— Я не боюсь, я не еду на поиски приключений.
Володя смотрел, как младшая сестра, любимица семьи, всегда смеющаяся и упрямая, едва сдерживается, чтобы не заплакать. Ее лицо стало меньше, кожа — бледной до прозрачности, под глазами появились темные круги. Он прижал ее голову к своей широкой щеке и ощутил, что она дрожит всем телом. На него напала ярость. Ему хотелось схватить своими железными пальцами ее мужа за шею и спустить его с лестницы. И все-таки надо подождать, пока Слава сама решит отделаться от этой своей напасти. Родные не должны этого от нее требовать, она и так уже достаточно настрадалась и обижена. Володя взглянул на Славин багаж и удивился: и это все, что она берет с собой? Она всегда выезжала с большими набитыми чемоданами и несколькими круглыми коробками для шляп. Да, видно, что она едет не развлекаться. Она едет перевести дыхание. Ее муж, этот пархатый, даже не провожает ее до станции. Брат поднес дорожный ранец сестры до автобусной остановки на Старом рынке и сказал ей, что сразу же отправится искать место для девицы у евреев.
Автобус тронулся, и Слава прижалась лбом к стеклу. Невыспавшаяся и измученная раздумьями, она радовалась виду, на время освободившему ее от размышлений. Над домами ползли жидкие туманы, с низкого, затянутого тучами неба брызгал дождь. На холме стояла ветряная мельница. Слава смотрела на эту мельницу с таким любопытством, словно на холме сидело какое-то странное большое существо с гигантскими крыльями, прилетевшее из иных миров. В дымной серости по дороге тащились грузовые подводы, покрытые брезентом. Автобус обгонял их. Слава радовалась, что она едет быстро, а извозчики со своими лошадьми тащатся позади. По оконным стеклам тянулись бусы из дождевых капель. Она приоткрыла окно и высунула голову в сырость, царившую снаружи. Какой-то пассажир, сидевший позади нее, принялся ворчать, что дождь брызжет ему в лицо. Она прикрыла окно и снова стала смотреть наружу через стекло. Она не хотела поворачивать голову, чтобы ломжинские знакомые не заговорили с ней.
Глава 9
Бернард Френкель был вызван посреди урока к телефону. Он услышал голос Славы — и жилки на его висках затрепетали, словно по ним пошел электрический ток. Слава сказала, что она в Белостоке и ждет его в отеле «Риц». Прямо из гимназии учитель ворвался в маленькую комнатку в отеле и бросился к ней в шапке, в пальто, именно таким, каким она хотела его видеть — истосковавшимся. Она сидела на краю кровати и наклонилась, чтобы снять с него шапку. Рыжеватые волосы над его висками поседели и поредели. Ее первой мыслью было, что Бернард старше ее мужа на семь лет. Ему уже сорок. Френкель смотрел на нее снизу вверх своими теплыми карими глазами. Желтоватые белки были продернуты жилками. Его лицо горело сладкой надеждой, и ей было приятно видеть, что кто-то еще сильно любит ее. Она хотела долго гладить его по растрепанным волосам и чтобы он не трогался с места, не произносил ни слова. Однако внезапно он задрал ее платье выше колен, туда, где кончались чулки, и своим носом, ртом и подбородком прижался к полоске обнаженного тела. В одно мгновение он положил свои длинные руки ей на плечи и прижал ее к себе. Слава почувствовала, как его губы закрыли уголки ее губ и тонкая струйка огня пробежала через ее позвоночник. Она освободилась из его объятий и вздохнула:
— Ты писал, что будешь уважать мои чувства…
Френкель стряхнул с плеч расстегнутое пальто и уселся на стул. Он обеими ладонями тер опухшее лицо, как гуляка, приходящий в себя после многодневного запоя. Его глаза блуждали, слова пылали, как в лихорадке. Вот она сидит напротив него и, очевидно, совсем не знает, как она мучает его по ночам. Когда он лежит полузадушенный своим постельным бельем, она склоняется над ним, белки ее глаз холодно сияют, и тогда ему кажется, что она все-таки знает, как он страдает из-за нее, и она хочет, чтобы страдал еще больше, чтобы ни в одну из ночей не мог забыть о ней. Она приходит к нему во сне обнаженная и выглядит как дерево без коры, как белый, очищенный от коры ствол, и смотрит ему прямо в глаза с победной улыбкой. Протянуть руки и схватить ее он боится. Она словно ждет, когда он ее схватит, чтобы тогда оставить свое тело и убежать, будто ее тело — это не она сама. У него такое странное чувство и такие безумные фантазии, потому что она никогда не принадлежала ему полностью. Она одаривала его своими плечами и бедрами, своим плотным круглым животом, но не сохла от влечения к нему. Он страдает от тоски, что она никогда не отдавалась ему, даже когда он владел ее телом. Френкель поднялся со стула и снова протянул руки, чтобы обнять ее. Слава оттолкнула его с гневом и отвращением.