— Вы меня будете учить, как мне обращаться со своей женой? Это вы, что ли, даете ей еду и крышу над головой? — прошипел Вова с холодной яростью, и темный огонек в его глазах напомнил Цемаху желтоватый свет электрической лампочки в воротах. — А о моих страданиях вы знаете?
— А если вы страдаете, вам позволено так вот позорить собственную жену, потому что вы даете ей еду? — сказал Цемах еще тише, чем говорил хозяин, и его глаза тоже загорелись холодным огнем. — С вашим сыном вы обращаетесь не лучше, а то еще и хуже, чем с ней. Однако сколько бы вы его ни били, он не будет носить арбоканфеса. А я даже не стану напоминать ему, чтобы он надевал арбоканфес, но он наверняка будет его носить.
— Я вам не меламед Шлойме-Мота. У меня вы не заберете сына против моей воли, — снова злобно усмехнулся Вова Барбитолер всеми морщинками лица, как хищный зверь, греющий свою морду на солнце. Он вынул из ящика и швырнул на стол кожаный ремень и складной нож, которые Цемах подарил днем Герцке. — Мой байстрюк показал мне эти цацки, чтобы я увидел, какой вы хороший человек, и отпустил его с вами. Я его так выдрал вашим ремешком, что он надолго запомнит. Забирайте назад ваши подарки и не лезьте в мою жизнь.
Цемах взглянул на скамью, на которой сидел Герцка, и понял, почему мальчик выбежал вслед за женой отца, ссутулившись. Этот злодей так его выпорол, что он не может распрямить спину. Трезвый этот изверг еще страшнее, чем пьяный. Цемах встал, а Вова остался сидеть, прикрыв глаза.
— Я уверен, вы бы могли и пырнуть вашего сына прямо в сердце вот этим ножом, а не только избить ремнем. Но вы боитесь, что вас за это повесят. Может быть, вы даже не боитесь быть осужденным как убийца. Такой грязный нечестивец и такой жестокий изверг, как вы, обычно думает: «Мне — смерть и ближнему — смерть!» Однако вам жаль убивать мальчика, потому что вы хотите еще долго мстить ему за то, что его мать сбежала от вас. — Цемах спрятал ремень и складной нож в кармане пальто и ждал ответа.
Вова Барбитолер не ответил. Он только качнул головой в знак того, что согласен с оценкой его поступков, и они посмотрели друг на друга со смертельной ненавистью знания, что, если столкнутся снова, один из них останется лежать растоптанным. Цемах спустился по ступеням и вдруг почувствовал удар по голове. За то время, что он сидел у табачника, дворовый сторож запер ворота и оставил только узкую низкую калитку. Цемах ощутил одновременно и боль, и наслаждение, словно этот тупой удар пробудил его от какого-то оцепенения. Он поправил помявшуюся шляпу и вышел на улицу: пусть весь мир перевернется, но он обязан спасти замученного мальчишку из рук этого злодея.
Глава 6
Реб Менахем-Мендл Сегал объявил валкеникскому главе ешивы, что его супруга согласна, чтобы он поехал. Жена понимает, что хотя он не годится для торговых дел, но изъян в торговых делах — это не изъян в изучении Торы. Преподавать ученикам он сможет. Он договорился с женой, что после его отъезда она распродаст оставшийся товар и закроет лавку. Без его помощи и с ребенком на руках она не сможет быть лавочницей. Она и ребенок будут жить на те деньги, что он будет присылать, пока, с Божьей помощью, не устроится и не привезет их к себе. Эту добрую весть реб Менахем-Мендл сообщил своему товарищу утром перед молитвой в синагоге реб Шоелки. Однако лицо Цемаха осталось мрачным, будто все тени из дома Вовы Барбитолера пристали к нему.
После молитвы он забрался в уголок с реб Менахем-Мендлом и Хайклом и рассказал им об ужасе, который ему пришлось пережить в доме табачника.
— Мы обязаны спасти этого мальчика!
Хайкл сразу же взвился:
— Я вам помогу!
Он так загорелся от этой страшной истории, как Вова Барбитолер избил Герцку ремнем, что реб Менахем-Мендлу очень не понравилось, что ученик уже становится новогрудковским еще до того, как хотя бы семестр проучился в ешиве. Еще меньше ему нравился сам план забрать с собой Герцку без согласия отца.
— Ешива — не убежище для избиваемых мальчишек, — прошептал он.
— Неправильно. Если жертвенник и города левитов были предназначены быть убежищами для преследуемых, то можно и нужно и ешиве быть убежищем для преследуемых. Особенно ешиве, в которой изучают мусар, — резко ответил Цемах. Однако он понимал, что ссора — плохое начало для двух евреев, которые должны управлять одной ешивой. И добавил помягче: — Всю ответственность я беру на себя!