Цемах едва дождался окончания трапезы и сразу же направился в синагогу. Он вошел в молитвенный зал, где накануне увидел спавшего Мейлахку, и уселся за стол под холодной электрической лампочкой. Однако едва он открыл святую книгу, как снова оказался в своих мыслях стоящим в полночь рядом с Роней в темной столовой. Почему она несколько раз повторила, что не следует оставлять жену одну? Имела ли она в виду своего собственного мужа? Или хотела дать понять, что его жена не лучше нее и что он не должен чувствовать себя виноватым? Все нечестивое вожделение отступило от него сразу же, как он это услышал. Наверняка и его жена может оказаться перед таким же испытанием и уступит еще раньше, чем дочь резника. У Славы ведь уже был мужчина еще до свадьбы. А теперь она к тому же разозлена из-за его ссоры с ее родными и из-за того, что он уехал. А если он переедет в другую квартиру, то никогда больше не столкнется с подобным испытанием? Единственный выход состоит в том, чтобы помириться с женой и привезти ее в Валкеники. Цемах почувствовал какое-то жужжание в мозгу. Ему пришлось опереться спиной о стену. С тех пор как он живет в этом местечке и руководит ешивой, ему стало еще яснее, что Слава не годится на роль раввинши, да и не захочет быть ею. Может быть, она рассчитывала, что он не сможет долго терпеть одиночество и другие трудности, которые могут встретиться на его пути. Но он выдержит! Он не поедет в Ломжу, чтобы быть там лавочником при своих свояках. Он останется в Валкениках и будет, как огня, остерегаться, как бы не споткнуться ни из-за женщины, ни из-за ссоры.
В молитвенный зал вошел Хайкл-виленчанин. Вид у него был взволнованный. Увидев директора ешивы, он разволновался еще больше. Он был зол на реб Цемаха, на реб Менахем-Мендла и на всех, кто пристроил его на субботу в состоятельный дом реб Гирши Гордона.
— Вчера ночью вы спросили меня, доволен ли я моей субботой у реб Гирши Гордона. Я больше не хочу туда ходить. Даже завтра днем, на трапезу с чолнтом! — выпалил Хайкл и рассказал, как Эльцик Блох позорил его и что домашние реб Гирши смотрели на него, не грязен ли и он так же, как и другие ученики ешивы, которые ночуют в странноприимном доме.
— А почему ж вы не ответили этому Эльцику Блоху, как отлично умеете отвечать? Вы отнюдь не кажетесь человеком, готовым смолчать в ответ на оскорбление, — удивился директор ешивы.
Хайкл злобно молчал. Он бы предпочел, чтобы реб Цемах считал его трусом. Тогда не пришлось бы рассказывать, что он лишился языка из-за какой-то местечковой девчонки и что это она была для него тем соблазном творить зло, который притворяется священным орн-койдешем. Ему еще пришлось выслушивать после этого осуждающие речи директора ешивы, сказавшего, что если Эльцик Блох не увидел, что Хайкл стыдится того, что он бедный сын Торы, то он бы не стал с ним говорить с такой наглостью. И семья Гордонов тоже относилась бы к нему с большим уважением. Тем не менее его не должно беспокоить, что какой-то торгаш поносил его. Задним числом даже лучше, что он оказался человеком, побеждающим свой соблазн[142], и не ответил. И пусть ему даже не приходит в голову больше не приходить на субботние трапезы в дом зятя раввина. Реб Гирша Гордон станет еще, не дай Бог, кровным врагом ешивы, а это может привести к настоящему несчастью. Теперь Хайкл посмотрел на директора ешивы с удивлением. С каких это пор реб Цемах Атлас кого-то или чего-то боится? И вот он дрожит перед ссорой точно так же, как реб Менахем-Мендл Сегал.
Глава 9
В субботу за чолнтом старый резник пребывал в еще худшем настроении, чем в пятницу вечером. Его младшая дочь все еще лежала больная в своей комнате. К тому же утром в синагоге во время молитвы он переговорил с Эльциком Блохом. Реб Липа-Йося сидел за столом и бушевал:
— Поздравляю! Долго было тихо!
Он возмущался, что обыватели снова делятся на две партии: за и против гостя в местечке, этого мядельского раввина. Каждый портняжка имеет собственное мнение относительно того, кого он хочет видеть городским раввином. А ему, Липе-Йосе, приходится молчать, потому что он общинный козел, хотя раввин без резника — как дверь без засова. От злости, что лучшие люди города выступают против мядельского раввина и поддерживают реб Гиршу Гордона, Эльцик Блох оговаривал учащихся ешивы и ее глав. Однако реб Гирша Гордон тоже был недоволен ешивой. Он первым был за то, чтобы в местечко впустили новогрудковских мусарников. Он верил, что они поведут войну Господню, как делали это всегда и повсюду. Но теперь, по его словам, он видит, что ошибался.
142
Аллюзия на приведенные в Мишне слова Бен-Зомы (трактат «Авот», 4.1): «Кто такой герой? — Тот, кто побеждает свой соблазн».