Марк слушал и убеждался, что они с Ксю действительно похожи. Нет, конечно, он мог возразить ей во многом: семья любит ее, думает, помнит. Да и сам Марк и во время ее жизни в Березино, и во время ее отсутствия много думал о ней, гораздо больше, чем хотел бы… Но в Ксюшиных словах об одиночестве, боязни людского непонимания, черной дыре звучали сокровенные мысли Марка, те, которые он боялся и не умел высказать. Ксю говорила о себе, но словно читала все, о чем думал Марк.
– Ксюша, я не знаю, что сказать тебе… Не хочу говорить пустые слова утешения, потому что хорошо знаю цену этим словам. Их нетрудно сказать, но они бессмысленны – они не облегчают боль и ничего не выражают… Холодности и непонимания боятся все, и «черные дыры» у каждого свои… Научно это называется депрессия или приступ меланхолии, но я фиговый психолог… Но ты неправа, Ксю. Ты имеешь значение. Какой бы маленькой, тихой и незаметной ты ни покинула город, тебя помнили. Тебя ждали, о тебе думали… Ты неправа, когда говоришь, что я совсем не вспоминал свою младшую сестричку или вспоминал редко! Это неправда. Сколько раз мы с Лешкой, идя на дискотеку, заходя к бабушке, разговаривая с Лизой или собираясь на семейном празднике, вспоминали тебя и Кэт; представляли, что вы могли бы быть с нами… Конечно, мы не звонили и не ездили в Барановичи, да и здесь не особенно с вами контактировали… Это плохо, я, по прошествии времени, сам понимаю, что зря считал мелких людьми второго сорта… у меня самого ведь теперь дочь… Но я никогда не хотел обижать тебя или Катюшу, даже если подшучивал над вами чересчур ехидно…
– Да нет же, Марк! Я вовсе не упрекаю тебя и не собираюсь предъявлять счет за старые обиды! Мне это не нужно. Просто я хочу, чтобы ты понял, что мои поступки – не просто какой-то каприз. Если я делаю что-то плохое – чаще всего это из-за срыва. Я не выдерживаю накопления эмоций, устаю скрывать свои переживания… и у меня в какой-то момент сгорает предохранитель. Вот и сегодня с папой, – Ксюша снова вернулась к тому поступку, который ее тревожил. – Я устала. Я столько раз слышала папины речи о самоубийстве, столько раз пугалась и волновалась впустую, что сегодня не сдержалась.
– Ладно, ладно, Ксю, я уже понял. Конечно, могло случиться страшное, но не случилось. Срывы у всех бывают. Тебе нужно отдохнуть – лечь и хорошенько отоспаться, иначе ты еще кого-нибудь на смерть отправишь, – пошутил Марк, вставая с кровати. Ксюша улыбнулась краешками губ и тоже поднялась.
– Марк, – позвала она уже собравшегося выходить парня. Марк обернулся. – Спасибо, что выслушал, – сказала Ксю. – Мне было очень-очень мерзко на душе, а ты удачно сыграл роль «Стены Плача».
– Ксю! – Марк растрогался. – Иди сюда, жалостница!
Он обнял девушку, и Ксюша доверчиво прижалась к его плечу. Так, обнявшись, они простояли несколько минут.
– Я иногда себя такой слабой чувствую… – произнесла Ксю тихо. – Кажется, что кто угодно может меня сломать…
– Нет, Ксю, ты у нас сильная. Но даже сильным людям иногда бывает плохо. Но всегда можно попросить помощи. Рядом есть люди, для которых ты очень много значишь. Помни об этом.
Марк вышел из комнаты, а Ксюша решила последовать его совету и лечь спать. Уже лежа в постели, девушка думала о том, что сказал ей Марк. Конечно же, он прав. Семья любит ее – это видно. Видно по всеобщей радости по поводу ее приезда, по волнению за нее, когда у нее что-то случается. И Марк сказал правду о том, что помнил ее. Ведь вспоминает же о нем и остальных Ксюша и вспоминает часто. Почему же другие должны вести себя по-другому? В конце концов, хватит прибедняться и жалеть себя. Сегодня просто плохой день, какие иногда случаются со всеми, поэтому не стоит ставить на себе крест.