Иногда, где-то рядом слышен голос Палыча. Друзья торопятся приготовить слова «благодарности» для своего работодателя. Но, опытный мастер не спешит лезть на рожон. И, добрый, ласковые слова так и остаются невостребованными.
Солнце свалилось за склад, когда измученный Шурик вносит очередное рационализаторское предложение. Он храбро берется залезть вовнутрь, опустевшего на две трети вагона, и выпихивать цемент изнутри.
– Буду там хоть до утра, пока не вытолкну всю эту сволочь, – мрачно резюмирует он, тоскливо оглядывая порядком надоевший пейзаж базы. Сотоварищи тяжко вздыхают и, посоветовав быть осторожнее, провожают отважного пионера. Шурик медленно лезет на вагон. Открывает верхний люк, и оттуда, словно джин из волшебного сосуда, Выскакивает огромное серое облако.
– Саня, может не надо, – слышится снизу,
– может еще поколотим и поковыряем.
– Это вам не задница, что толку-то ковырять. Сейчас пыль уляжется и полезу, – глухо отвечает Шурик.
Вначале все идет хорошо. Щурик что-то скребет, вагон шумно чихает, плюется. Растут аккуратные кучки. Оканчивается все внезапно. Внутри раздается подозрительное шебуршание, и из «соска» выскакивает Щуркина лопата. Вагон начинает гудеть, что потревоженный улей. Потом по-старушечьи кряхтит и начинает извергать. Цемент несется стремительным потоком. Раздается страшный грохот и по стальным бокам монстра пробегает нервная дрожь и … О, боже! Из «соска» вываливается Шурик. Он нежно плюхается в цементную кучу, выбивая дружную стайку тяжелых брызг.
Несколько секунд удалец крутит головой. Мысли, лихим либретто, бегут по его физиономии. Вероятно, тоже самое, испытывает человек, побывавший на том свете, но шалостью Бога вдруг возвращенный обратно.
Вибрация корпуса пробуждает слежавшие массы, и те снежной лавиной летят вниз, накрывая «живой вибратор». Цемент не течет, он валит мощно и неудержимо, как кипяток из лопнувшего пополам радиатора, и в считанные секунды заливает все вокруг.
Еще не успевает осесть облако пыли, чудовище, басом, ревет боевой марш янычар, а друзья уже вытаскивают тело своего мужественного товарища.
Метаморфозы последних минут тяжело отразились даже на могучем молодом организме. Лишь несколько капель живительной влаги, смочив отвердевшие губы, приводят в чувство пострадавшего.
Однако, дело сделано. Остается перекинуть кучи цемента в склад. Друзья осторожно переносят героя в тень и продолжают работу.
Палыч нарисовался в гаснущих лучах заката, когда уже чистят пути. Оглядев помятые фигуры парней, он сходу правильно оценил обстановку и отеческим, полным искренней заботы голосом, объявил об окончании трудового дня.
Накопленные слова благодарности мастеру давно выветрились. Парни роняют лопаты и, подобрав одежду, бредут в душ. Та, отмываясь от въевшейся в кожу цементной пыли и чихая окаменевшими соплями, они ощущают себя полудохлыми рыбами, способными вяло разевать рот, дожидаясь печальной участи быть зажаренным на сковородке.
Вновь появляется Палыч и, как добрый сказочник, осыпает наших героев золотым дождем на сумму сто шестьдесят рублей, сообщив радостную весть:
– В город идет вахтовка. Шофер развезет вас по домам.
Прощаясь у ворот базы, мастер пожимает руки приятелям:
– Ну, братцы мои, спасибо. Подмогли. А, второй вагончик завтра раскидаете. Лады? Отдохните трошки, а утречком со свежими силами … Цемент-то течет сам. Только греби!