Кузина. Не надо говорить, вам трудно, мама.
Этери. Мама... Ни одна девушка не называла меня мамой... Ни одна... Три сына и ни одной дочери.
Кузина. Мне легче вас называть мамой.
Этери. И остался один... Один Ираклий... Два года войны, и уже нет двух моих сыновей... (Замолкает.)
Кузина. Не надо, мама, вам трудно.
Этери. И я думала, думала, думала... Не увижу третьего. Не увижу третьего... Ираклия... Я сидела и думала... Война не разбирает, у какой матери сколько сыновей... Если бы были дочери, они бы были со мной...
Кузина. И дочери могли не остаться...
Этери (как эхо). И дочери могли не остаться... Но одна, наверно бы, осталась. Хотя бы младшая. Ты как думаешь, осталась бы?
Кузина. Я младшая дочь у моей мамы.
Этери. К нам фронт не доходил.
Кузина. К нам тоже тогда не доходил...
Этери. А ты скажи мне, что осталась бы...
Кузина. Осталась бы, мама, осталась...
Этери. Ты спасла Ираклия... Маленькая, худенькая...
Кузина. Я не маленькая... И не худенькая... Я когда платье надену, — я не худенькая.
Этери. Ты знала, что у Ираклия есть мама, когда спасала его?
Кузина. Знала.
Этери. Ты из-за меня его спасала? Из-за меня?
Кузина. Это моя обязанность... Мой долг...
Этери. Но ты из-за меня его спасала?
Кузина. Из-за вас, мама... Из-за вас... Всех, кого я спасала — спасала из-за вас.
Этери. Ты сама будешь матерью... И все будут спасать твоих детей из-за тебя. Ты любишь Ираклия?
Кузина. Люблю, мама.
Этери. Как же так ты его полюбила? За что?
Кузина. Не знаю, мама. Я не думала, за что я его полюбила.
Этери. Я знаю. Я могу сказать тебе, если ты. пожелаешь.
Кузина. Да, мама, я желаю этого.
Этери. Он красивый, да?
Кузина. Да.
Этери. Он храбрый, правда?
Кузина. Да, мама, очень храбрый. Я всегда боюсь за него. На вид такой застенчивый, а в бою храбрый как лев.
Этери. Ты очень приятные слова говоришь. Я мать и горжусь тем, что мой сын храбрый. Ты хочешь, я еще скажу?
Кузина. Да, мама.
Этери. Он нежный... Я не знаю, правда, как по отношению к тебе...
Кузина. Нежный... Хотя там, где мы были, трудно быть нежным.
Этери. Он всегда был нежен к своей матери. Он всегда был добрым мальчиком...
Кузина. Да, да, мама... Он добр, очень добр! Он готов поделиться с каждым всем, что имеет...
Этери. Может быть, я не все сказала, за что ты могла полюбить его... Но я хотела, чтобы ты заметила эти качества в нем.
Кузина. Я заметила их, мама.. Но... но полюбила я его за что-то другое.
Этери. За что?
Кузина. Я не могу делить его на части... Когда он добр — он храбр, а когда храбр — нежен.
Этери. Он как спелый гранат: надавишь одно зернышко — брызнут соком другие.
Кузина. Отдохните, мама.
Этери. Мы в чужом доме.
Кузина. Здесь когда-то был дом отдыха. В нем давно никто не отдыхает. Отдохните, мама, хотя бы вы... Вы так устали... Вы так далеко ехали.
Этери. А ты будешь отдыхать?
Кузина. Буду.
Этери. А ты где ляжешь?
Кузина. Вы ляжете на кровать, а я на диван.
Этери. А куда ляжет хозяин этого дома?
Кузина. А он, мама, не ляжет... У него ночные учения. Скоро начнутся большие бои.
Этери. Опять бои?
Кузина. Война не кончилась, мама.
Этери. А Ираклий будет еще в больнице?
Кузина (разбирая постель). Да, мама, он еще будет долго в госпитале.
Этери. Как хорошо, что он будет еще долго в больнице, (Ложась.) Дай, я тебя поцелую.
Кузина (склоняясь над матерью). А я вас. Спите, мама. (Прикручивает лампу.) Спите... (Прислушивается, Прикрывает мать одеялом. Ложится на диван.)
Открывается дверь. Входит Нижарадзе.
Нижарадзе (тихо). Маша...
Кузина. Тише... Мама спит.
Нижарадзе. Я отпросился у врача до двенадцати.
Кузина. Но мы же ее разбудим.
Нижарадзе. Выйдем на воздух... Там луна. Звезды...
Кузина. Иди сюда.
Нижарадзе. Нет, Маша... Пойдем на воздух.
Маша. Ну пойдем... (Гасит свет и вместе с Ираклием выходит.)