— Совсем нет! Просто потому, что в давние времена на этих островах обитали большие дикие собаки. Один человек поймал несколько собак и доставил на корабле в Европу. Все удивлялись громадным и свирепым псам. В те века языком письменности в Европе был латинский язык. Собака по-латински «канис», и в книгах тех лет, а потом и на морских картах эти острова называли Канарскими, то есть не Канарейкиными, а Собачьими. Так оно и осталось. А уж много позднее желтых веселых птичек, которые моряки привозили с Канарских островов, назвали канарейками.
Или вот еще удивительная история названия острова, связанная с восстанием декабристов. Мне ее прислал один морской офицер.
Представьте себе то время, когда Наполеон вторгся в пределы России. Июль 1812 года… На рейде города Лиепаи встал на якорь русский фрегат «Амфитрида». Моряки еще не знали, что город занят войсками Наполеона, и к берегу под парусами направилась шлюпка. Командовал ею мичман Торсон. Едва к берегу приблизились, из-за кустов раздались выстрелы. Засада! Двух матросов убило, Торсону пробило пулей ногу. Преодолев боль, Торсон переложил руль и повернул обратно. С берега снова засвистели пули, но шлюпке удалось уйти. Мичмана Торсона представили к боевой награде. Прошло несколько лет. Константин Петрович Торсон стал отличным моряком. С экспедицией Беллинсгаузена и Лазарева ушел к Южному полюсу. Остров, открытый в плавании близ Антарктиды, был назван его именем.
В 1826 году Морская комиссия разбирала проекты усовершенствования военного флота России. Один проект одобрили. Доложили о нем царю.
«Хороший проект! — сказал царь Николай I. — Кто автор?»
Вскрыли пакет и ахнули. Автор, бывший капитан-лейтенант Торсон, декабрист, в это время был на пути в Сибирь — на вечные каторжные работы.
«Проект положить под сукно! — приказал царь. — А остров — забыть!»
Остров спешно переименовали.
— И что же? Забыли?
— Забыли. Такие времена были ужасные. Назвали остров — Высокий. Но настоящие-то моряки всегда помнили, что это остров Торсон. А в наше время острову вернули его настоящее, заслуженное имя.
Видите, сколько ценнейших сведений про одни только острова храню я в этих папках. Или вот, совершенно редкостные записные книжки. Хотите полюбопытствовать?
И дает мне Петр Петрович две записные книжки. Одну небольшую, с ладонь, другую форматом чуть побольше.
— Полистайте, полистайте, — говорит Петр Петрович, — а я пока приготовлю что-нибудь на ужин да чайник поставлю.
Раскрыл я одну книжку, которая поменьше, листаю. Только понять ничего не могу. В записной книжке нарисованы картинки. Картинки маленькие, на странице их штук восемь — десять помещается. То звери — кошка или заяц, тигр или слон; то мебель — стол да кровать, или шкаф, или стул… А то одежда — брюки, рубашка, рукавицы, тулуп.
Под картинками подписи на иностранном языке.
Ничего я не понял, взялся за другую записную книжку, которая побольше. Страничку раскрыл наугад, вижу — записи. Сделаны, правда, карандашом, строчки неразборчивые, торопливые. Однако читать можно. Читаю: «…Наши войска оставили Севастополь. Теперь в городе фашисты. Экипаж подлодки поклялся мстить врагу… В 14.00 атаковали корабль противника. От самолетов ушли на глубину…»
Вот оно в чем дело, думаю, это записная книжка советского подводника. Что же дальше там?.. А дальше я увидел непонятные черточки. Вот такие:
Много черточек. В два ряда. После — снова записи, и все понятно: «Вышли в поход. На вторые сутки заметили два транспорта и корабли охранения. Произвели атаку, выпустили четыре торпеды. Один транспорт потопили. Нас атаковали корабли противника».
И снова загадочные черточки:
Дай, думаю, посчитаю хоть черточки. Может быть, в этом есть какой-нибудь смысл. Насчитал пятьдесят черточек. Перевернул страницу, читаю дальше: «Спать и отдыхать некогда: приходим из похода, уходим в поход. Нужно громить врага. Чтобы ни один фашист не ушел живым с нашего родного Черного моря. Ночью лежали на грунте. Утром всплыли под перископ. Атаковали транспорт с войсками. Попадание двумя торпедами. Нас со всех сторон преследуют сторожевые катера фашистов. Затаились на грунте…»
И снова черточки!
Прямо забор какой-то…
Тут входит Петр Петрович.
— Ну что? — спрашивает.
— Непонятные, — говорю, — записные книжки. Особенно вот эта, с картинками. Да и эта, с черточками. Загадка…
— Пока чайник греется на плите — а дело это нескорое, — объясню эти загадки. Сам сначала понять не мог.