— Я знаю все, что ты тут пишешь про меня, Большаков. А пишешь ты гадости! Ты смеешь меня судить... — она чуть не задохнулась от гнева. — Посмотрел бы лучше на себя. Ты не смеешь меня судить, ты не Бог. Ты мразь, Большаков, и ты не имеешь никакого права требовать от меня отчета. Я живу так, как хочу.
Она красиво развернулась и выбежала из «бункера» с драматизмом, достойным сто пятьдесят пятой серии «Санта-Барбары». Капитан ошалело посмотрел ей вслед. После её ухода он, кажется, начал что-то соображать.
— Ну, и че вот она приперлась? — агрессивно спросил у него Илья. — Только за тем, чтоб меня вот так обласкать?
Ларькин закряхтел от неудовольствия:
— Устал я с вами... Давите на психику оба. Покоя ей хочется. Только я так понимаю, от тебя она его не дождется.
— Похоже, из всех нас только Ренат по-человечески встречает Новый год, — заметил Большаков, с интересом просмотрев в сознании Ларькина перечень женских имен, очаровательных мордашек и прочих любопытных подробностей, освежить память о которых ему не позволила Рубцова.
— Мы вроде и правда шли тебя поздравлять... Я только теперь понимаю, какая это была глупость. Ладно, пойду её искать, как бы ещё чего не натворила. — Способность соображать у Виталия, видимо, ещё не полностью восстановилась после рубцовского, гипноза, потому что в дверях он остановился и брякнул с тактичностью медведя: — Ты-то, надеюсь, понимаешь, что у нас с ней, по крайней мере в эту ночь, ничего не будет? Не мучь себя понапрасну.
— А шли бы вы все на х... — зло прошипел Илья.
— Э-эх... — укоризненно вздохнул капитан. — Ну, с Новым годом!
У небольшой чугунной калитки Ирина остановилась, украдкой посмотрела на дверь особняка, потом, видимо, вспомнив про телекамеры наружного наблюдения или почувствовав, что Илья за ней наблюдает, метнулась по переулку в сторону Арбата.
«Если я мразь, то мы друг друга стоим», — мрачно додумал Большаков.
На экране показался Ларькин, он на мгновение задержался у калитки и, безошибочно сориентировавшись, направился за Рубцовой. Мысль о том, какой скандал сейчас закатит капитану Ирина, узнав про его обещание, ненадолго утешила Илью. Потом ему вдруг стало одиноко. Пропало куда-то привычное чувство защищенности, которое давал ему «бункер». Он оттолкнулся ногами и, не поднимаясь с кресла, подъехал на нем к тумбочке.
— Самое время применить анестезию, — бормотал он вслух, обращаясь к своему отражению в темном экране «Вампира». — Сейчас мы будем топить печали в пенистой жидкости.
Примерно через час он уже чувствовал себя гораздо лучше. Печали и неприятности тонули одна за другой, пуская на прощание салют из пузырьков. Настроение выровнялось. Во всяком случае, сегодня все было в порядке, а завтра... Об этом можно будет подумать завтра. Большаков бодро мычал какую-то героическую песню, зациклившись на строчке «дотянем до леса — решили друзья». Прочие слова вылетели из памяти. Ещё через час Илья почувствовал, что до леса он не дотянет.
— А когда станет совсем трудно, нажми красную кнопочку, мой узкоглазый друг, — посоветовал он своему отражению и взялся за телефонную трубку.
Борисов ответил так быстро, словно ждал звонка.
— Товарищ майор, я тут, пожалуй... — в затруднении Илья остановился, надеясь, что несколько небрежные интонации его голоса объяснят все за него. — В общем, приезжайте, наверное. Я на всякий случай поставлю дверь на автоматику.
— Сейчас приеду, — сказал майор, в его голосе не прозвучало ни радости, ни удивления.
Илья настроил систему охраны так, чтобы входная дверь сама открылась при приближении Борисова, и побрел к заветной циновочке.
— Уволюсь на фиг, — мечтательно забормотал он заплетающимся языком, просидев на полу. — Буду напиваться каждый день, и меня вышибут. Хотя нет! Не вышибут. Придется писать рапорт. Так, мол, и так. Недееспособен. В том числе в интимном смысле. Просто не хочу. Устроюсь в частную фирму, буду программки лабать, «писюки» собирать, деньжищ будет — море... Или уеду в провинцию. А то подамся в эти, в рекетиторы... То есть в репетеры. В общем, буду детишек английскому учить. Тоже хлеб. Прости, «Вампирушка», мальчик хочет в Тамбов!
Илья улегся, снял очки, положил их рядом с собой на пол, пробормотал напоследок загадочные слова: «Divide overflow. System halted» — и уснул, по-кошачьи свернувшись на циновке. В таком положении его и застал появившийся через полчаса в «бункере» Борисов. На этот раз Большаков забыл закрыть свою тумбочку, и майор, позвенев пустыми бутылками, отыскал в ней последнюю полную. Осмотрев её с неудовольствием, Борисов поставил бутылку перед спящим программистом. Некоторое время майор хмуро глядел на Илью, а потом стал изучать пульт «Вампира».