Отдельная история с религиями. Человеку свойственно видеть только несколько способов жить, каких именно — зависит от форм его сознания. То, что было сделано с человеческим сознанием, хорошо выражает слово «культура», потому что один из его смыслов — сельскохозяйственное растение. Эту культуру словно старательно выращивали, оберегая посевы от болезней и засух, окучивая и со временем выводя новые сорта.
Вторая папка с медицинским уклоном. Больше чем наполовину не понял. Если честно, гораздо больше, чем наполовину. Сплошь ферменты и пептидные связи. То-то Виталик бы пальчики облизал. Потому что, оказывается, ещё в Древнем Китае были известны такие рецепты нормализации обмена веществ и выработки гормонов, которые, теоретически, приводят к бессмертию. Самому настоящему, индивидуальному бессмертию. Хотя мы все с детства знаем, что акулов не бывает».
Фотокопии документов Илья перевел в текстовые файлы, а пленки уничтожил. Тексты прочитал и стёр. Похоже было на то, что записка адресована именно ему, Илье Большакову. Хотя, судя по дате отъезда Лесника, она была написана и оставлена за три дня до того, как Илье пришло в голову навестить квартиру Непрухина. Очевидно было, что Лесник просчитывает вперёд его ходы, документы оставил добровольно, а при таком раскладе не выполнить его просьбу — значит, пойти на конфликт. Глупо заранее конфликтовать с человеком, который обещал тебе встречу и разговор.
Единственное, что Илья оставил в памяти машины, — копию записки Лесника. Сложные рваные завитушки его почерка производили на Большакова удручающее впечатление. По долгу службы и приказу Борисова он не один раз встречался с ненормальными людьми, и перспектива ещё одной такой встречи его не грела. В том, что почерк, действительно, Лесника, он убедился по памяти Рубцовой. От ответного сканирования ему удалось заслониться испытанным способом: раздробив психику на полдюжины секторов и запрятав прочитанное в самый глубокий сектор подсознания. Оставался ещё один вариант: возможно, Лесник тоже читал литературу по графологии и нарочно имитировал почерк сумасшедшего.
Большаков из интереса взял лист бумаги и, выведя на экран записку, попытался воспроизвести заковыристые буквы. Рука у него была точной, и на взгляд дилетанта, получалось похоже, но Илья был недоволен.
«Как уверенно он эти закорючки выводил, — подумал он. — Как будто тысячу лет тренировался...»
Тут всё встало на свои места — и возможность жить бесконечно долго, и то, что у человечества, этого неразумного дитяти, четыре тысячи лет назад появился загадочный поводырь, и намеки на существование тайной суперэлитной организации, мелькавшие в тех документах, которые они с Ириной переводили. И даже необычный почерк. «А на основании чего, собственно, делался вывод о ненормальности? Какой материал обобщался? Никто и не гарантирует, что прожив тысячу другую лет, человек останется таким, как был. У него должны развиться черты характера и идеи, которые с точки зрения обычного человека будут свидетельствовать о его ненормальности. Например, он может всерьез начать считать себя бессмертным...» — и всё-таки догадка казалась настолько невероятной, что не укладывалась в голове. Илья даже испугался, не сбрендил ли часом он сам.
Впрочем, если верить выводам капитана Ларькина, то бояться ему было уже нечего. Виталий давно, хотя и нерегулярно, занимался исследованием такого природного феномена, как Илья Большаков. С появлением в ГРАСе Ирины поле деятельности его расширилось, но он и теперь, случалось, опутывал Илью датчиками. Пытался выяснить, например, какие изменения происходят в его организме после того, как он телепатически надиктует две страницы текста Ирине, находящейся в другом крыле особняка. А про тестирования, ответы на бесконечные мудреные анкеты и говорить нечего. Так вот, по классическому у психологов тесту MMPI с такими показателями, как у Большакова, человек давно должен был находиться в психиатрической клинике. Неудивительно, если вспомнить, какая у него была жизнь. Ларькин смог найти несколько объяснений, как Илье удалось адаптироваться к существованию в обществе. Например, за счет сильно развитой способности к лицедейству. Большакову ничего не стоило подыграть собеседнику, нащупать его слабые струнки — и тот начинал считать его хорошим («удобным», по терминологии Ильи) парнем, закрывая глаза на его многочисленные странности и недостатки. Выявилось ещё такое явление, как сложно структурированное подсознание Ильи, которое они и использовали для защиты его сознания от зомбирования.