— За что был приговорен к смерти мой предшественник? — спросил Большаков.
— За Чечню. Не рассчитал последствий государственной политики в отношении этого народа.
— Но вы сказали, что его уже тридцать лет нет в живых, а война началась недавно...
—...и не скоро кончится. Да, у нас наказание опережает преступление — точнее, его последствия. Но вот тут ошибок не бывает. Я уже говорил, наши методы определения будущих событий очень точные. Да впрочем, что я темню, дам тебе ещё дискету. Когда вернешься в Москву, прочитаешь. Знак запомнил? Ну-ка, воспроизведи.
Большаков снял варежку и нарисовал пальцем на снегу широкое, словно придавленное сверху, «М», к середине которого снизу был как бы прицеплен огромный плюс. Днем раньше Илья видел этот знак на одной из записанных на лазерном диске иллюстраций.
— Нормально. Главное — пропорции соблюдены, — одобрил Лесник. — Я спрашиваю потому, что этот символ может тебе пригодиться в работе. Мало ли что... Мы за четыре тысячи лет всякой разной нечисти немало по шеям накостыляли. Иногда оставляли им на память о себе вот этот символ. Чтобы не наглели, не забывались. Те же йети, например. Если бы у Ларькина было с собой изображение этого символа во время командировки в Саратовскую область, то сейчас бы поселения болотников возле Сеславина уже не было.
— Почему?
— Йети эвакуировали бы всю свою колонию... Если людей мы иногда жалеем, то с нелюдями вообще никогда не церемонились.
Лесник очень уместно смотрелся со своей простецкой физиономией, в старенькой солдатской ушанке и выцветшем светло-зеленом бушлате на фоне полузанесенной снегом ивы на берегу старого русского озера. Трудно было поверить, что в этом мужичке есть что-то необычное. Если бы не его взгляд. Глаза у него тоже были под стать холодному озерному льду.
— Это что же, «черная метка» какая-нибудь? — спросил Большаков.
— Ага, что-то наподобие. Запомни, пригодится.
— Уже запомнил.
— Теперь поговорим о том, чем ты будешь заниматься. Ты уже в курсе, что часть работы вместо выбывшего выполняю я, часть — другие Бессмертные, постепенно ты примешь все это в свои руки и под свою ответственность. Не сразу. Но у тебя есть возможность выбрать несколько проектов самостоятельно, заниматься тем, чем хочется. В каком-то смысле — творить мир по своему желанию. Точнее, исправлять его. Советуясь с нами, конечно. Чтобы не наломать дров. В большинстве случаев можно заранее рассчитать, «чем слово наше отзовется».
— Я бы хотел похерить атомную энергетику, — с готовностью высказался Большаков.
— Интересный проект. Для начинающего вполне посильный. Ломать ведь — не строить. Представь, что ты защищаешь свой проект перед комиссией Бессмертных. Изложи вкратце свои основания.
— Мне кажется, они очевидны. Радиоактивные изотопы в природе встречаются в рассеянном виде, их распад не приводит к цепной реакции, а значит, не ионизирует окружающие вещества до уровня, угрожающего здоровью. Человек добывает изотопы урана и плутония, превращает их в другие изотопы и использует для взрывной или промышленной самоподдерживающейся ядерной реакции. Причем ещё неизвестно, что хуже. Для увеличения числа боеголовок есть какие-то барьеры, политические ограничители. А число промышленных ядерных реакторов насчитывает уже многие тысячи, и оно неуклонно растет. Самая большая опасность в том, что человек ещё не научился утилизировать ядерные отходы. Каких трудов и затрат стоило создание центров по уничтожению химического оружия — так это семечки. Это химия, а не ядерная физика. Радиоактивные изотопы заражают всё, с чем соприкасаются: воздух, воду, землю. Всё становится в той или иной степени радиоактивным. Конца у этой цепочки не видно, а реакторы всё работают. Мне кажется, человечество тут запустило механизм, который рано или поздно его убьёт. Периоды полураспада слишком велики, чтобы полагаться на естественные процессы. А промышленных технологий искусственного превращения радиоактивных веществ в нерадиоактивные у нас нет, и вряд ли они скоро появятся. Мы закапываем ядерные отходы в землю, перекладывая решение проблемы на потомков. Циолковский говорил, что Земля — колыбель человечества. Значит, мы устроили отхожее место под кроваткой своего ребенка — и никак не можем понять, что в этом такого стыдного и преступного? Не можем, хотя это просто как дважды два на уровне здравого смысла. Но тут вмешиваются групповые интересы десятков тысяч людей, уже работающих в атомной энергетике. Хорошо организованный ядерный монстр не дает общественности осознать всю опасность продолжения работы АЭС. Даже Чернобыль нас ничему не научил. Мирный, блин, атом... Простите. В данном случае групповые интересы резко противоречат общечеловеческим. Тезисы, хорошо осознаваемые и доказываемые на бытовом уровне, на государственном уровне вдруг перестают осознаваться. Мы настолько глупеем на правительственном уровне, что пренебрегаем даже безопасностью страны. Ведь и коню понятно, что достаточно удачного попадания одной, самой обычной боеголовки в какой-нибудь из энергоблоков какой-нибудь Балаковской АЭС... Всё это — результат экономической аферы, безмозглой попытки получить непосредственную прибыль от научных исследований. С тех пор наука шагнула вперед, появились новые способы добычи энергии, но выморочный научно-военно-промышленный комплекс, лоббируя свои интересы в правительстве, живет и продолжает загаживать окружающую среду. Слова «могильник», «захоронение» — они указывают на то, чем станет вся Земля в будущем, если не дать по мозгам людям, ставящим групповые интересы выше общечеловеческих. Неразумно прекращать научные исследования, пусть реакторы в лабораториях работают. Но промышленный ядерный монстр должен умереть.