— Небольшая поправка, — произнес чей-то тихий, не самый приятный голос. Интонации сильно напоминали Лесника, но это был не он. — Ты вполне можешь довести этот вариант до победного конца. Малыш, ты же почти всё прошел — а в эндшпиле сплоховал. Нервишки слабоваты... Своё сердце запускать ты можешь, в чужой мозг возбуждающий импульс посылать умеешь... Уловил?
— Уловил, — ошарашенно произнес Илья, поняв, наконец, что обратившийся к нему голос принадлежит ему самому.
Секунду, от силы полторы, в сознании Большакова сосуществовали два «Я», похожих, но разных. Различие было хотя бы в том, что один из них был Бессмертным. Он напомнил смертному Илье те центры мозга, которые нужно было активизировать, чтобы Ларькин быстрее очнулся. Затем кто-то из них — а может, оба сразу, синхронным усилием, — запустил сердце Виталия. После этого за затылком старлея раздалось тихое шипение, и смертный Большаков остался один. Но он помнил всё, что успел узнать за эту мимолетную секунду сосуществования двух его «Я», связанных тысячами подсознательных и десятками сознательных каналов...
«Реальность дискретна, малыш, также, как пространство и время...»
«Хакер — он всегда хакер...»
«Ох, и вставят мне Бесы, когда узнают...»
«Хотелось немного подправить этот файл...»
«Ты уж дожми этот вариант, ладно?»
«Главное — чтобы ты меня не осуждал...»
— Что ты, старик, какое тут осуждение... Да я же лох по сравнению с тобой, — пробормотал Илья — и обнаружил, что разговаривает сам с собой в пустом коридоре. Он узнал его: это был Илья-логик, который, оказывается, в ином раскладе совладал с собой, просчитал варианты, остался — и прошел все ступени посвящения, чтобы воспользоваться громадными возможностями Бессмертных и подстраховать его, дурака. В памяти мелькнули картины нескольких уходящих в невообразимую даль жизней, сообщающихся между собой, переплетенных — и надо всем этим морем реальностей свободно парил Бессмертный Илья Большаков. А может быть, это было временное помрачение рассудка, и протянувший руку из параллельного пространства «альтер эго» ему только пригрезился? В любом случае нужно было доводить дело до конца, «дожимать вариант».
— Виталик! Ларькин, ты жив?! — заорал Большаков.
Ему пришлось крикнуть ещё раз, прежде чем он услышал слабый отклик. Но капитан был жив и быстро приходил в сознание.
— Ты цел? — крикнул Большаков.
— Да. — Илья из-за стены чувствовал, как возвращаются к Виталию силы и способность ориентироваться в обстановке. — Я хотел выбить стекло и выпрыгнуть, но они здесь бронированные, что ли...
— Ломай дверь к чертовой матери, она деревянная! — закричал Илья. Ему казалось, что в себя приходит не только Виталий, но и их невидимый противник.
Секунда тишины, негромкие ускоряющиеся шаги, затем страшный удар, треск ломаемого дерева — и дверь отлетела в сторону. Замок был усилен металлическими полосами вдоль края двери, но шурупы, которыми эти полосы крепились к дереву, не удержались в гнездах. Полувывернутый замок остался болтаться на каких-то щепочках. Девяносто шесть ларькинских килограммов вылетели в коридор, капитан выставил вниз ногу, подстраховался руками и мягко приземлился. Через долю секунды он был уже на ногах. Тело Виталия было натренированным орудием убийства себе подобных, и будь его противником человек или даже несколько людей, им бы не поздоровилось. Но его противником был не человек.
Ларькин вопросительно посмотрел на Илью.
— Бежим! — крикнул тот и помчался по коридору. Ему почему-то не хотелось отступать по полуразрушенной лестнице. Ну совершенно не хотелось. Подойти близко было противно даже и думать.
Все выходившие в этот коридор двери были на замке. Илья присмотрел одну, показавшуюся ему не очень прочной, и попытался её открыть. Так и есть: заперто.
— Сюда! — приказал он подбежавшему Виталию и отпрыгнул в сторону.
Двумя мощными ударами ноги по выступавшему над поверхностью дерева гнезду для ключа капитан расшатал и этот замок, а затем рванул на себя дверь. Она с треском распахнулась, и грасовцы забежали в маленькую комнатку, заваленную старой изломанной мебелью. Уже невозможно было сказать, как это помещение использовалось раньше. Окна комнаты выходили во двор.
— Бронированные, говоришь? А ну-ка, проверим! — Илья решительно бросился к окну, на бегу подхватив один из поломанных стульев. Он ловко вскинул громоздкую, потемневшую от времени деревяшку над головой и остановился, метнув её вперед. Стул, продолжая движение, пробил оба стекла, потерял накопленную инерцию, упал отвесно вниз, задержался ненадолго на карнизе и тихонько опрокинулся во двор. Ларькин и Большаков подбежали к окну, выбили локтями и ногами оставшиеся осколки.