«Что же мне делать?! — металось в голове, — неужели смогу вот также уйти отсюда? Или лучше остаться? Нет, нет, — сыта я по горло этим мирком…»
Перед внутренним взором вновь пронеслись отрывки недавних событий, а потом и более старых, из самого детства. Но ни одно из них не шелохнуло пустоту, царившую в душе. Не было в них ничего такого, что заставило бы защемить в груди, вызвать горько-сладкую ностальгию.
«Если это всё правда, — подумала Лера, — мне тоже здесь нечего делать…»
Зажмурившись, она ступила в самый центр звезды, позволяя прохладным, туманным языкам огня коснуться ее, оплести, как лозами и потянуть куда-то вниз, вниз… В бесконечный полет между временем, пространством, мирами и междумирьями…
А в небе, над угрюмо молчащим городом, затмевая бездонную черноту космоса, поглощая блеклые огоньки звезд и далеких солнц, восходил в зенит Черный Ревенант. Никем невидимый и неощутимый, в эту ночь, впервые за семьсот лет, он устремил на Землю отраженные лучи Силы…
Глава 1
Ослепительный, яростный клин света пробил призрачную плоть межмировой пустыни, вспарывая клубящуюся тьму; протягиваясь огнистым росчерком за пределы видимой и ощущаемой вселенной, туда, где время и измерение искажались, теряли свой первоначальный смысл. Бушующий, неистовый пламень несся сквозь материю миров, через пустоты небытия, пронзая насквозь даже серые завихрения смертоносного хаоса… Мелькали вокруг точки миров — не успевая появиться, они исчезали в неизмеримой дали, огоньки звезд вытягивались в призрачные серебристые росчерки, и гасли, навсегда исчезая в первородном мраке.
Огненная струна тянулась к далекому, одиноко примостившемуся на самых задворках Юниверсума мирку. Нить вытягивалась, становилась всё тоньше, напряженно и угрожающе зазвенел поток Силы… «Даже моего могущества может на это не хватить!» — словно предупреждал он. И вот, в момент, когда пламенеющая тропинка соединила миры, дальний конец ее, начинающийся в странном мире, не знающем магии, сорвался — растянувшаяся пружина стремилась сжаться — и яростно хлестнул, рассекая застонавшую плоть далекого мира, носящего название Меллидан.
……………..
Движение сквозь миры для хрупкого человеческого тела оказалось кромешной пыткой — ведь только сила, вложенная в заклинание, не давала ему распасться на мельчайшие крупицы, которые тотчас оказались бы развеянными, как пыль по всей Вселенной и даже далее. Глаза заливал мрак, лишь время от времени разрываемый багряными вспышками боли — Лера переставала чувствовать свое тело, будто это оно растянулось до бесконечности, превратившись в горящую, содрогающуюся в агонии нить; стенающую, рвущуюся куда вперед, в черную бесконечность. Она не могла ни видеть, ни мыслить, ни осязать — в какой то момент даже её эфирный дух-близнец содрогнулся и прекратил движение по волнам Великой реки. В заклинание была вложена титаническая сила, но этой мощи не хватало! И вот заклинание уже начало пить саму душу девушки; невыразимый, безысходный ужас заполнил угасающее сознание. Рвутся нити, соединяющие душу с телом, бьется в несказанной муке эфирный дух. И вдруг — сокрушительный удар, слепящий свет — и боль, боль, боль…
Неторопливо текла река времени, на смену ночи пришло утро; солнце осторожно выглянуло из-за высоких еловых вершин, протянуло пока еще бледные, золотистые лучи к остывшей за ночь земле, чтобы погладить, взбодрить соскучившиеся по теплу и свету зеленые ветви, густой ковер травы… Но — что это? Там, где еще вчера посреди веселого леса жила и изумрудно искрилась большая лужайка, сейчас было лишь огромное пятно выжженной дотла земли. Пламя пожрало и высокую траву, и нежный плодородный слой почвы, оставив невесомый серый пепел и холодные камни. Деревья, которым не повезло оказаться ближе всех к месту трагедии, застыли сейчас изломанными, черными скелетами. Беспомощно, будто в мольбе протянули они обуглившиеся ветви к такому приветливому, лазурному небу… Если бы оно могло чем-то помочь!
А время всё идет, размеренно бежит его поток — и вот уже небесная синь подернулась рябью облаков, с каждой минутой становились они темнее, наливаясь свинцовой тяжестью, готовой в любую минуту упасть проливным дождем. И вот — первая капля, звонкая и нетерпеливая сорвалась вниз, а за ней в погоню ринулись и все остальные.
Дождь наотмашь ударил по лицу, приводя в чувство. И этим чувством была боль, — во всем теле, в каждой его частичке — беспощадная и невыносимая. Даже отвернуть лицо от хлещущего дождя казалось непосильной задачей — глуша стон, цепляясь негнущимися пальцами за мертвую землю, Лера попыталась повернуться набок. С третьей попытки ей удалось — и перед глазами тотчас открылся жуткий постапокалиптический пейзаж: огромная, выжженная в пепел поляна. Голые камни, покрытые жирной черной сажей; вдалеке, на границе зрения маячат мертвые, обглоданные огнем деревья. Картинка мутится, качается — но смысл происходящего необыкновенно четко отпечатывается в оживающем сознании. Не ожидая пощады от грызущей боли, Лера всё продолжила попытки встать на ноги — и через некоторое время они увенчались успехом. Осторожно переступая, покачиваясь, она направилась в сторону леса — найти хоть какое-то убежище от проливного дождя. Шаг, другой… Разжимались стальные когти, слабела боль — чем дальше от эпицентра трагедии, тем легче на душе. Будто там, в центре мертвого круга, погубленная природа силилась отомстить своему убийце-поневоле, а за пределами его внезапно утратила губительную мощь.
Потихоньку, настороженно прислушиваясь к ощущениям, девушка ступила под темно-зеленый, шелестящий полог леса. Стук капель стал тише, запахло свежестью и хвоей. Вроде даже потеплело. Бархат веток сомкнулся за спиной, и густая чаща открыла свои объятия. А Лера всё шла и шла, ни о чем не думая, ничего не чувствуя. Остановилась она только у пересекшего путь тихого, широкого ручья — вода стлала себе путь прямо посреди травы и мха. Осторожно опустившись на колени, девушка жадно припала к прохладной влаге — она пила так, будто провела сутки посреди жаркой пустыни…
Кристально чистая вода впитала в себя нежный привкус трав, и свежий аромат хвои — вкусить её было подлинным наслаждением. Избавившись от мучительной жажды, Лера оторвалась от живительного источника и только теперь заметила свое отражение в спокойной глади. Она узнавала себя, но в то же время… Черты казались непривычными, слишком правильными… чужими. Осторожно потянулась она дрожащими пальцами к лицу, словно боясь внезапно наткнуться на маску. Но ничего. Просто пропали с кожи мелкие дефекты, шероховатости и даже шрам на лбу («заработанный» еще в детстве) исчез бесследно. Лера еще раз осторожно заглянула в ручей. Так и есть! Пропали все «особые приметы». С некоторым трепетом она закатала рукав до локтя — ого! — и родимого пятна тоже нет. Малоприятное чувство — как будто тебя обезличили.
«А может так нужно? Нужно войти в этот мир чистым листом, чтобы потом уже приобрести и шрамы, и другие «особые приметы»? Другой мир, другая жизнь! Неожиданно толкнулось в груди что-то горячее, разливаясь по жилам приятным, пьянящим теплом — как если бы забилось второе сердце. И тотчас мир переменился — краски стали ярче, обзор шире, ожили тонкие лесные ароматы, а чуть слышное дуновение ветерка тронуло разгоряченную кожу. Все пять чувств затрепетали, вырвавшись на свободу.
А девушка не могла отвести удивленного взгляда от своих ладоней — по пальцам медленно перебегали полупрозрачные, голубоватые искорки, что-то щекотало кожу, пощипывая легким электрическим разрядом. Причем стряхнуть эти капельки-искры никак не получалось, а тщетные попытки привели к тому, что своенравные огоньки слились в небольшой светящийся шарик, который послушно застыл у нее на ладони.
«Что это такое? Неужели та магия, о которой говорил Леонид? Действительно, чувство такое, словно живешь двумя жизнями сразу… — размышляла она, осторожно перекатывая странный шарик с руки на руку. Невесомый, светящийся приятным голубоватым светом он завораживал, невозможно отвести глаз от волшебного зрелища.