Выбрать главу

В середине 80-х годов К.В.Лашков завел себе контурную карту, где отмечал страны, представители которых обучались на кафедре. Закрашенной оказалась едва ли не треть земного шара. В Европе - Польша, ГДР, Венгрия, Чехия и Словакия, Румыния, Болгария, Югославия; в Азии - Ливан, Сирия, Ирак, Саудовская Аравия, Йемен, Афганистан, Индия, Вьетнам, Лаос, Индонезия, Китай, Северная Корея, Монголия; в Африке - Алжир, Египет, Эфиопия, Сомали, Ангола, Мозамбик, Уганда, Конго, Гвинея, Мали, Руанда. Многие из зарубежных специалистов, сдружившись с ленинградскими своими коллегами, не теряли связь с кафедрой и после обучения, участвовали в совместных научных исследованиях. Часть их них стали крупными руководителями и учеными. Среди них - Милан Петров, болгарский адъюнкт Льва Евгеньевича, ставший впоследствии доктором медицинских наук, профессором, начальником Военно-медицинской академии Болгарской армии.

Чутко улавливая все новое. Лев Евгеньевич стремился не только сам понять его суть, но и сделать его близким и понятным всем. Его коньком был системный подход. Он применял его мастерски, любую проблему он излагал, привлекая массу смежных фактов и аналогии. Он прекрасно знал прошлое военной медицины и трезво оценивал её практические потребности. Нередко, начав издалека, с самых общих фундаментальных понятий и постепенно продвигаясь к нужному вопросу, он уже в процессе обсуждения, находил правильное решение. Он любил сталкивать противоположные мнения, крайние точки зрения, чтобы выявить рациональные мысли и обычно, подводя итоги, легко и методично расставлял все по своим местам. Он вообще был склонен к широким обобщениям и философским выводом. Недаром одним из любимых его собеседников был доктор философии профессор Виктор Порфирьевич Петленко оригинальнейший человек и ученый, имеющий и философское и биологическое образование. Он занимался философскими и этическими проблемами, которых масса в медицине, особенно в военной. Лекции его были логически ясными и в то же время образными. Лев Евгеньевич любил бывать на них. Выражался Петленко афористично и точно, аудитория слушала его, затаив дыхание. Петленко написал массу статей и книг, удивительно, что они со Львом Евгеньевичем не выступали как соавторы.

Новые заботы стоили огромного времени. Он не только готовил лекции, методички и учебники, подавая пример работоспособности, но и помогал с диссертациями, консультировал в сложных случаях, занимался решением квартирных дел подчиненных, трудоустройством их жен, местами в детских садах и яслях для их детей. Родные видели Льва Евгеньевича все реже и реже, а когда он приходил домой, на их квартирный телефон обрушивались звонки.

- Левушка, мало того, что ты почти не бываешь дома, ты превратил квартиру в какой-то штаб научно-технической революции... Так же нельзя. Все время ты кому-то советуешь, что-то для них делаешь, устраиваешь, помогаешь... Я тебя почти не вижу. Подумай и о здоровье, наконец.

- Летом отдохнем, Масенька. Поедем в Крым, представляешь: Гурзуф, море, Аю-Даг... - успокаивал он. Клара Ивановна только вздыхала: до лета было слишком далеко.

Лев Евгеньевич делал все, чтобы сплотить коллектив. По праздникам организовывался "длинный" (в отличие от "круглого") стол, где вперемежку сидели и молодежь и умудренные опытом доценты, произносили тосты, рассказывали кибернетические шутки и анекдоты, читали собственные стихи. Да, да на кафедре писали не только лекции, методички и диссертации, но и стихи. Вот одно из них, написанное К.В. Лашковым, на сюжет старой притчи, оно точно раскрывало смысл их работы и очень нравилось Льву Евгеньевичу:

Троих камнетесов во Франции давней,

Прохожий, присев на откос,

Спросил: "Чем вы заняты, парни?"

- Обычный, нормальный вопрос.

И первый ответил: "Не видишь ты, что ли,

Иль мало протопал дорог?

Ворочаю камни, от этой неволи

Совсем я уже изнемог".

Второй поначалу подумал немного,

О доме своем, о себе,

О тех, кто его провожал до порога:

"Я хлеб добываю семье".

А третий упрямо тряхнул головою,

Соленые капли отер:

"Послушай, прохожий, неправы те двое

- Мы строим Руанский собор".

...И мысли светлеют, и ноша легчает,

И мир полон вновь красоты,

Когда человек различать начинает

Великого дела черты.

Кафедра представляла собой довольно пестрое сообщество: умудренные ветераны и едва познавшие практику старшие лейтенанты и капитаны, осторожные ортодоксы и любители рискованных затей, флегматики и непоседы, общественники и индивидуалисты; инженеры, математики, медики, - всех их объединяло новое дело. Они спорили в коридорах, в классах, на кафедральных совещаниях. Управляя этим разношерстным "войском" Лев Евгеньевич старался быть спокойным и терпеливым. Пытался сблизить полярные точки зрения, стараясь не только развивать новое направление, но и не забывать традиционную медицинскую статистику. Он понимал, что ЭВМ без необходимой информации - всего лишь дорогая забава, а медицинская статистика без автоматизированной обработки, всестороннего анализа и отбора данных не станет информационной основой управления. Лев Евгеньевич не любил категоричности и старался примирить самые крайние точки зрения. Во время споров он часто повторял:

- Не горячитесь, ребята. Ищите истину где-то посередине.

Он мог разговорить кого угодно - мужчину и женщину, флегматика и сангвиника, молодого и убеленного сединами. Непритворный интерес к собеседнику, какое-то заразительное любопытство располагали к откровенности. Лев Евгеньевич любил беседы, сам процесс обмена мыслями, но беседы не всякие, а, как он говорил, острые, с интересными фактами и парадоксами. При этом он очень непосредственно удивлялся, и собеседнику всегда хотелось сообщить ему что-нибудь свежее и необыкновенное. Пустые, праздные разговоры и занятия он не жаловал и прекращал их самым решительным образом - протягивал для прощания руку и говорил: "Будьте здоровы. У меня скоро лекция". На первом месте у Льва Евгеньевича была идея, и только потом - слово и дело. Идеи он любил, под идеей он понимал всякую абсолютно новую мысль, пусть даже не очень реалистичную. На обсуждение новых идей он тратил массу времени. При всей своей занятости он был очень доступный, открытый человек. Приходит к нему в кабинет кто-нибудь (сотрудник кафедры, слушатель, представитель другого подразделения - все равно) и говорит:

- Лев Евгеньевич, у меня есть такая идея...

- Ну-ну, - он отрывал взгляд от лежащей перед ним рукописи или книги и поверх очков с интересом смотрел на собеседника.

И начиналась беседа. Если идея ему нравилась, он приглашал счастливчика изложить её на кафедральном совещании. Довольно часто кафедральные острословы разделывали смельчака под орех. Убедившись во время дискуссии, что идея пуста. Лев Евгеньевич как мог утешал пострадавшего. Но довольно часто идея принималась, обрастала деталями, так нередко рождались НИРы, новые математические модели и компьютерные программы.

Проблем на кафедре хватало. Как вскоре выяснилось, ЭВМ "Мир-2" предназначалась для инженерных расчетов и была мало пригодной для решения большинства медико-статистических задач.

- Все-таки это лучше чем ничего, - утешал Лев Евгеньевич Лашкова (Кирилл Владимирович теперь был заместителем начальника кафедры).

- С этим конечно трудно не согласиться, - отвечал Лашков, - но сапожник все-таки должен быть, если и не в сапогах, то хотя бы обутым...

Затем они получили электронную клавишную вычислительную машину "Альфа". Машина решала в основном задачи учета и отчетности и выдавала информацию в виде статистических и оперативных документов. Несмотря на небольшой объем памяти, "Альфа" могла быть использована в некоторых управленческих задачах. В качестве оператора на ней мог самостоятельно работать военный врач. Кроме того, она работала в полевых условиях. Но возможности её были слишком малы. При весе едва ли не в центнер она имела совершенно ничтожную оперативную память. Осмотрев её, Лев Евгеньевич заметил: