— А что дальше? — так робко, что сам себе удивился, спросил Эрик.
— Той же ночью я сбежал из плена, — Велигой вытер лицо рукавом, голос его окреп. — А меч… они притащили его в становище — столько железа… Здоровенный бугай еле волоком пер. И когда поднялся переполох — ну не мог я не придушить пару гадов… За мной неслась целая толпа. Наверное, случайность, но я, пробегая мимо того костра, где они оружие свалили, споткнулся обо что-то, растянулся, как бревно… и рукоять сама оказалась в ладони. Не было времени перебирать, срубил самых рьяных… А дальше, с оружием, уже легче пошло. В общем, сбежал я от них. С мечом Торина в руках.
Эрик медленно кивнул, но не сказал ничего. Нечего было сказать. Понятно теперь, почему так бережет оружие, малейшую зазубринку счищает, полирует… Что тут можно сказать?
А Велигой вновь взял в руки оселок и влюблено провел по и без того острому, как бритва, лезвию. Он помнил и еще кое-что. Голос. Голос, прогремевший в голове в тот момент, когда ладонь коснулась рукояти меча павшего командира. Голос Торина.
«Что обещал, выполняю. Владей.»
Глава 12
Велигой проснулся. Ночь близилась к концу, луна уже завалилась за виднокрай, было темно, как в погребе. Витязь тупо смотрел в темное небо, продырявленное редкими звездами, пытаясь понять, что же его разбудило, и все же успел уловить в прозрачном ночном воздухе отголосок волчьего воя. Что-то в последнее время эти звери слишком часто стали появляться в его жизни. Даже чересчур.
Воин выпутался из плаща, поднялся на ноги. Сырой ночной воздух пробирал даже сквозь толстую кожу поддоспешника, будто вражий меч отыскивал щели в полурасстегнутой броне. По ту сторону угасающего костра посапывал во сне Эрик. Где-то неподалеку слышался богатырский храп Олафа, чуть поодаль пятном мрака на фоне черноты виднелась верхушка шатра Драгомысла. Догорающие угли лагерных костров еле-еле мерцали багровыми точками в ночной темноте, в воздухе висел запах дыма. Слева перекликнулись часовые, кто-то полусонным голосом пробурчал, чтоб орали потише. В соседнем перелеске вяло перекликались ночные птицы. Шурша крылами, пронесся над головою маленький кожан. Волчий вой не повторялся.
Все было спокойно.
Ежась от ночной прохлады, Велигой бочком переместился к ближайшему тележному колесу и справил малую нужду. Подумал, что Эрик, пожалуй, прав, и ему, Велигою, постоянно что-то мерещится… Но тревожное чувство не оставляло. Наоборот, оно теперь гудело в душе, как басовая струна, до предела обостряя все чувства, заставляя вздрагивать от каждого шороха.
Становилось зябко, тело требовало, чтобы немедленно вернулся к костру и закутался в плащ, а лучше в два, но Велигой, кляня на все корки собственную мнительность, неслышным шагом двинулся вдоль внутренней стороны кольца телег.
Нога вдруг запнулась обо что-то мягкое. Велигой замер, как вкопанный, стараясь не дышать. Темно, как в бочке, ни рожна не видать… Витязь медленно опустился на корточки, протянул руку, ощупал лежащее тело… Ладони вдруг стало горячо, рука скользнула по мокрому, да теперь уже и баз того почувствовал до безобразия знакомый запах свежей крови. Басовая струна в голове вдруг лопнула с противным хриплым звуком, и время, как всегда в такие моменты, вдруг замерло, застыло, превращая мгновения в годы.
Велигой вскочил, чувствуя, как враз похолодели ладони и слыша только шум крови в ушах. Остатки сна сорвало ночным ветром, мышцы напряглись, превращая тело в смертоносное оружие. Заорав, что есть мочи «Тревога!!!», витязь бросился к костру. Скорее каким-то внутренним чувством, чем зрением, уловил, как наперерез метнулась бесшумная тень, в слабом свете звезд блеснула сталь. Меч с шипением выскользнул из ножен, витязь на бегу широким ударом смел с дороги неведомого противника, и уже за спиной слыша булькающий стон в два прыжка достиг костра. Охапка хвороста полетела в умирающий огонь, тут же затрещала, защелкала, занялась алыми языками.
Между телегами скользили темные фигуры, огненные блики играли на обнаженных клинках мечей и лезвиях топоров. По всему лагерю поднялся шум. Люди вскакивали, хватались за оружие. Всюду вспыхивали и разгорались костры, вспарывая искрами ночное небо, освещая лагерь метущимся багровым светом. Эрик был уже на ногах, обеими руками сжимая рукоять своей страшной секиры и выкрикивая команды хриплым со сна голосом. Велигой с лязгом всадил меч в землю, схватился за лук. Тетива защелкала по наручу, стрелы веером пошли в темноту.
— Держаться вместе! — гаркнул Эрик. — Лошади! Не упустите лошадей!
У наспех сооруженной коновязи уже суетилось несколько темных фигур. Велигой краем глаза увидел, как толстяк Олаф — и куда только вся его медлительность подевалась! — бросился к лошадям, со свистом вращая над головою огромный топор. Оттуда послышался лязг железа, ругань, а затем жуткий крик.
Из шатра, опережая охрану, выскочил Драгомысл, в одном исподнем, но с длинным мечом в руках.
— Телеги! — вскрикнул он, и ринулся защищать свое трудами тяжкими нажитое добро.
— Стой! — заорал Эрик, хватая купца за ворот рубахи. — Куда без головы? Она у тебя что, лишняя?
Он быстрым взглядом охватил поле боя, мгновенно оценил обстановку.
— Слушай команду! — крикнул варяг, перекрывая поднявшийся в лагере шум. — Разбиться на пятерки! К телегам! Трое к Олафу, сохранить лошадей кровь из носу! Кто не знает, с какой стороны оружие держать, не путаться под ногами, поддерживать огонь! Велигой, Трувор, Драгомысл, Эйнар — за мной!
Велигой отшвырнул лук, подхватил меч и вслед за Эриком и Драгомыслом бросился к ближайшей телеге, где уже во всю хозяйничали несколько грабителей. Справа из темноты выскочил Трувор, меч в крови, длинные рыжие волосы всклокочены, рот искривлен в хищном оскале. Эйнар — молчаливый, сумрачный детина уже почти добрался до телеги. Во всей этой суматохе он оказался одним из немногих, кто успел полностью упаковаться в броню, и теперь мчался на разбойников, как железный таран.
Грабители повернулись к ним. Эрик взмахнул топором, лезвие оружия тонко звенело, чуя близкую кровь. Варяг ударил наотмашь, с хрустом снес чью-то бестолковую голову, второго нападавшего просто пропустил мимо себя, прямо под меч Велигоя. Эйнар, выставив перед собой тяжелый щит с лязгом врезался в нападавших, расшвыряв их, как котят. Драгомысл умело полоснул клинком лиходея, попятившегося от варяга прямо на него, а Трувор зарубил еще одного, попытавшегося ударить купца в спину.
— Да их тут дикая прорва! — весело заорал Эрик, широкими ударами расчищая пространство вокруг себя. — Велигой, ты был прав! С меня причитается!
— Иди ты… — витязь рукоятью меча хватил в лоб набежавшего разбойника, — ого, звенит! — не обращая внимания на скользнувший по чешуям доспеха кинжал.
По всему лагерю лязгали клинки, доносились крики и отборная брань. В бой вынуждены были вступить даже возницы, похватав все, что хоть отдаленно напоминало оружие. У костров остались только самые трусливые или нескладные. Варяги, мало что соображавшие со сна, дрались как бешенные, рубили все, что двигалось и не могло сойти за своего. Слава Богам, большинство их на ночь не освобождалось полностью от доспехов, иначе итог ночной схватки мог бы оказаться гораздо более плачевным. И как всегда, кто-то ухитрился запутаться в плаще или собственных портках, на кого-то наступили, об кого-то споткнулись, что отнюдь не прибавило варягам добродушия. Враги наваливались отовсюду, выныривали из темноты, получали почем ни попадя и вновь растворялись в ночи.
Четверка варягов во главе с Олафом лихо орудовала у коновязи, удерживая нападавших на значительном удалении. В гуще врагов веретеном крутился Седрик, два его клинка со свистом рассекали воздух, крушили врагов, будто гнилые коряги. Варяг был зол, как сто упырей — в самом начале потасовки об него споткнулись сразу четверо, и мало того, что чудом ребра не переломали, так потом вообще едва не раздавили.
В самый разгар схватки Велигой увидел юного Хельге, схватившегося сразу с тремя лиходеями. Без сапог и кольчуги, но почему-то в шлеме, он прижался спиной к борту телеги, сдерживая нападавших без видимых усилий. Меч в руке паренька порхал, как бабочка, разбойники едва успевали защищаться от града сыпавшихся на них ударов. Потом витязь потерял его из виду — на самого навалились двое. Велигой перекатом ушел вправо, врезался боком в тележное колесо, уклонился от удара кистенем и тут же вогнал его обладателю под ребра меч на два вершка.