— Велигой Волчий Дух!!! — рявкнул Эрик, хватаясь за топор.
— Прости, прости, это я так… Уж больно ты этой с…стервой заинтересовался. Вот и подумал, что приглянулась. А что, ничего такого в этом нет, девка видная…
— Ты давай, зубы не заговаривай, на то у меня Трувор есть, — прервал его Эрик. — Ты расскажи, откуда ты ее знаешь. И за что так ненавидишь.
— А что тут рассказывать? — пожал плечами Велигой. — Ну, доводилось охотиться за Залешаниновой бандой по княжьему приказу. Сколько они нам, гады, крови попортили — слов нету. Я и Ратибор, который Теплый Ветер, полтора года гонялись за ними по всем окрестностям Киева с сотней отборных дружинников. Кучу своих в лесах загубили, а этим мерзавцам хоть бы хны. Эта вот твоя краса ненаглядная, которую ты героически бросился защищать от моего меча, — хотя в тот момент я отчаянно жалел, что у меня в руках не булава — пробралась ночью в наш лагерь, зарезала во сне четверых, чуть не укокошила Ратибора и смылась, даже не попрощавшись. И в таком вот духе изо дня в день. И что я, после этого, должен к ней нежной любовью воспылать? Опозорились мы тогда, как щенки побитые к князю вернулись… тьфу! Я чуть от счастья не задохнулся, когда ее в том шатре обнаружил. Теперь не отвертится!
Эрик попытался представить себе прекрасную деву, призрачной тенью крадущуюся в ночи, сжимая в руке обагренный свежей кровью нож, но ничего не получалось. В задумчивости ехал дальше, уставившись пустым взглядом в землю.
Сзади подъехали Драгомысл и Сечень.
— Эй, Велигой!.. — весело начал купец, но осекся, напоровшись на раздраженный взгляд витязя, будто на копье.
— За… забодали! — пробурчал тиверец. — Ну, что стряслось? Небо рухнуло? Трувор в волхвы подался? Али Радивоя увидали?
— Да я просто спросить хотел… — несчастным голосом промямлил Драгомысл. — Все ж таки я человек не военный, а торговый…
— Ну так на кой ляд ты с нами поперся, раз не военный? — огрызнулся Велигой. — Сидел бы с обозом, Эрикову любовь караулил…
— Велигой! — взревел Эрик, но витязь только отмахнулся.
— Ты мне вот что скажи, — Драгомысл тоже начал злиться. — С чего ты все ж таки так уверен, что на разбойничий лагерь нужно нападать именно сейчас?
Велигой застонал, закатив глаза.
— Боги мои, этот еще почище Репейки… — пробормотал он.
— Я тебя, а не Богов спрашиваю! — взъярился купец. — И что еще за Репейки такие?
— Потом расскажу… — махнул рукой витязь. — А на счет того, почему сейчас… Поставь себя на место разбойников. У тебя из-под носу сперли не кого-нибудь, а атамана. Что бы ты сделал?
— Ну… выручать бы пошел…
— Правильно. Очень даже может быть, что именно это и пришло им в головы в первый момент. А потом… Ну хорошо, пусть даже решили они ее выручать. Стали судить-рядить, кто поведет шайку на сие благородное дело. И по ходу в чью-нибудь башку, а то и не одну, вдруг возьми, да и стукни мыслишка — а какого Ящера нам вообще эта баба нужна? Что мы, без нее не управимся? А желающих захапать место атамана всегда хватает, у каждого есть сочувствующие. А кто-то, разумеется, будет вообще против такого передела власти… Чуешь? Думаю, что как раз сейчас борьба за место атамана идет полным ходом, а разбойники народ простой, не склонный к словопрениям. Понял теперь, не военный человек?
— Понял, — буркнул Драгомысл. — Не мог сразу ответить. А то репейник какой-то выдумал, небо уронил, Радивоя увидал…
— Кстати, я тебе не рассказывал эту историю? — подал голос обычно немногословный Сечень. — Про Радивоя?
Велигой весь напрягся, навострил уши.
— Нет, — ответил Драгомысл. — А что?
— Да так, ничего, к слову пришлось, — пожал плечами Сечень. — Просто мне думается, что однажды довелось мне увидеть Радивоя Проклятого.
Велигой весь превратился в слух.
— Что, правда? — заинтересованно спросил Драгомысл. — А сколько ты перед этим выпил?
— Ни капли, — сказал, как отрезал, старый воин. — У Святослава на службе хрена с два бы тебе дали нажраться перед сражением. А тут еще в такую передрягу угодили…
— И как же дело было? — Драгомысл поудобнее устроился в седле, — Рассказывай, пока время есть.
Сечень выпрямился, прокашлялся.
— В общем, осадили нас ромеи в Доростоле. Осаждать — дело неприятное, а сидеть в осаде, понятно, и того хуже. Поэтому мы, по большей части, старались сами ромеев дергать. А их, сволочей, видимо-невидимо, такое стадо пока перерубишь — руки отваляться… Сотником был у нас тогда сам Зарян. Не слыхал? Э-э-э-х, куда этот мир катиться? Если уж такого воя позабыли…
— Не позабыли, — вмешался Велигой. — Лично я о Заряне слышал раз сто, не меньше. Так ведь он же вроде бы там, под Доростолом и пал смертью геройской?
— Ну, слава Богам, раз помнят, значит есть еще на земле Правда, — вздохнул Сечень. — А что посекли его… ты дальше слушай. В общем, сделали мы очередную вылазку. Сам князь с нами пошел, ну мы, от излишка рвения и обмишурились малешка… В общем, отрезали нас от города. Ну, что делать, не сдаваться же! Кое-как построились, пошли на прорыв. Много наших тогда полегло, самому Святославу мечом так заехали, что аж через голову перевернулся. Слава Богам, кольчуга на нем была добрая, переломало его, но жив остался… В общем, пробились-таки мы к воротам. Зарян в последних рядах шел с десятком лучших бойцов, отход прикрывал. А ромеи валом валят, в ворота им, видите ли, хочется вслед за нами! А Зарян, когда понял, что не успеют наши ворота закрыть, со своими богатырями ка-а-ак двинет в контратаку! Шагов на десять от стен ромеев отбросили, как раз последний из нас успел в ворота проскочить. Тут ромеи очухались, стали Заряна сотоварищи вновь к воротам теснить. Ну, мы для них одну створку приоткрыли чуть-чуть, чтобы, значит, по одному проскакивали… Да не для ромеев, дубина!.. В общем, все наши в город отступили, Зарян последним шел. А ромеи прут, как лоси на водопой, такой напуск взяли, что только держись… И тут Зарян, видя, что если сейчас же ворота не закрыть, то все, хана, просочатся, гады, ту приоткрытую створку хвать… одной рукой!.. и перед собою ее хлоп! Только стены задрожали. Ну, у нас выбора не было, засов накинули, думаем, как теперь сотника нашего выручать. А Зарян к воротам прижался и такого шороху ромеям задал! Великий, великий богатырь был! Таких и нет уж больше… Я на стену с луком забрался — все ж какая-никакая, но подмога… И вижу все, на исходе силушка у нашего сотника. Вокруг него уже здоровенный вал из вражьих тел образовался, меч так и блещет, но чую, все, скоро конец… Ору своим, чтобы думали быстрее, сам дергаюсь, стрела на тетиву не попадает… И гляжу, все. Пал Зарян на колени, из последних сил меч подымает… И вот тут-то все и случилось…
Велигой затаил дыхание. Впрочем, как и все, кто слушал рассказ старого воина. А Сечень тем временем продолжал:
— Не знаю, откуда он взялся. Огромный всадник на могучем коне. Только вот серый весь какой-то, блеклый… Волосы длинные — вон, как у нашего Велигоя, — и совсем седые. Меч в руке здоровенный, что твоя оглобля… Выметнулся словно из воздуха, и на полном скаку как вломится в ромейские ряды! Не поверите, это было похоже на то, как будто бы острейшим ножом кусок масла рассекли… Никогда бы не подумал, что один человек может ромейскую фалангу разметать, как стог сена, но было же, было… Где промчится — горы мертвых тел, только меч свищет, аж клинка не видать… Мы пока глаза терли, да мозгами скрипели, от ромейского напуску уже ни хрена не осталось. И во время. Заряна-то как раз последние силы оставили. Упал ничком на трупы поверженных врагов… Кто-то из наших очухался-таки, бросился ворота открывать. А всадник этот, серый, к Заряну подлетел, подхватил в седло… и поминай, как звали. Будто в воздухе растворился, и сотник наш вместе с ним. И вот так я думаю — не иначе, как был тот всадник сам Радивой…
На некоторое время повисло молчание, только слышно было, как чивиркает в холмах какая-то птица. Сердце Велигоя стучало, как кузнечный молот. Вот, тебе, Барсук, и зацепка. Настоящая, не бред впечатлительного юнца, не пьяное видение! Не упустить! Не упустить ни в коем случае!..