Твиксель полюбовался пару минут моей перекошенной физиономией, поржал над моими суевериями и глюками, затянулся сигаретой, взвалил на себя оба наши рюкзака и спокойно направился внутрь... Чтобы возникнуть снаружи спустя секунду, без рюкзаков, без сигареты и в весьма озадаченном, мягко говоря, виде.
- Гроб красный такой? С оборочками? - слегка нервно поинтересовался наперсник.
-Угу. Характерной формы - я уже отдышался и более менее взял себя в руки. Неожиданность - неожиданностью, но к тому времени с чертовщиной я был знаком уже давно и прочно.
- Значит не глюк - упавшим голосом пробормотал Твиксель, и нервно закурил новую сигарету с фильтра.
- Значит не глюк. Надо его оттуда убрать - я уж очухался полностью и даже слегка разозлился. В конце концов - я в этот домик приехал отдыхать, а не тягать гробы.
Твикс выкинул испорченную сигарету, выматерился и, набычившись, пошел за мной.
В коридоре - ни какого гроба не было. И крышки тоже. Стояла пара не струганых досок. Понятно, что ни о какой красной материи с оборочками речи так же не шло.
Я несколько нервно потеребил крестик (тогда я еще был христианином), и предложил обустраиваться.
Домик внутри был.... В общем нечто.
Во-первых он действительно зверски просел. Комнаты в нем было полторы, плюс чердак. Плюс под той же крышей небольшой амбарчик в виде дополнительной пристройки, но он был настолько просевшим, что попасть в него без особых земляных работ - возможным не представлялось.
В жилой комнате мы обнаружили иконостас с поваленными ликами вниз иконами, лежащие на боку лампадки с ладаном, треснувшую русскую печь, выполнявшую роль колонны, на которую и опиралась, по сути, вся конструкция и кровать. Вторую часам к десяти привез на своем культиваторе Василичь.
Василичу был сделан втык на предмет полного отсутствия внимание к вверенной его заботам недвижимости, содрано обещание оперативно провести в домик свет, и вытрясен керогаз, так как печка судя по предварительному осмотру - могла работать только в качестве газенвагена, а мы с Твикселем ни к евреям ни к эсэсовцам не относились ни каким боком, так что газенваген нам был совершенно без надобности.
На этом, в общем-то первый день с рассматриваемой нами точки зрения - подошел к концу. Чудеса начались после наступления темноты.
Умаявшись за день - отрубились мы как убитые, так что можете представить себе наше изумление, когда мы проснулись в районе часа ночи от настолько резкого понижения температуры, что слова изо рта вылетали натурально с паром. Что характерно - на улице было даже жарко.
Чертыхаясь и поминая нехорошим словом Василича и хорошим нашу предусмотрительность в виде мощного фонарика захваченного с собой - мы выпростали из рюкзаков спальники. И вот тут то нас и скрутило....
Поверьте ребята. Если вы никогда не оказывались в эпицентре феномена 5-го класса вы не знаете что такое страх.
Вы можете прыгать с парашютом, можете оказаться под дулом пистолета, можете любоваться близким ядерным взрывом... Это все фигня.
Настоящий страх - он описанию не поддается. Он иррационален. Он - БЕЗЫСХОДЕН.
Мы с Твикселем умерли. И остались живы... Мы просто потеряли чувство реальности.
Страх пил из нас силы. Страх пил из нас саму жизнь. Это было чувство абсолютной безысходности. Абсолютного и бесконечного ужаса... И продолжалось это целую вечность.
На самом деле - словами передать это невозможно. Ни о какой панике речи не было. Не было ни каких душевных сил, что бы попытаться куда-то бежать, что-то делать... Мы просто лежали на своих кроватях и сходили с ума от ужаса.
Я сумел обуздать это первым. Банально сказался опыт. С хренью четвертой категории я до этого сталкивался. Поверьте - это детский лепет. Тем не менее - психогенный характер страха я понял. А этого достаточно для того чтобы избавится от иррациональности и найти точку опоры. Я ее нашел. Замкнулся на себя. И стал понемногу отходить от этого психического удара. Как только я сумел хоть чуть-чуть восстановить контроль - я уцепился за Твикселевскую руку и начал бормотать мантру круга силы. Магией я не увлекаюсь, но какие-то полезные вещи я стараюсь нахватать отовсюду. Твиксель быстро врубился и присоединился к моему бормотанию.