— Эта штука научит меня летать? — тотальное безразличие научило меня доверять мутным типам.
— Эта штука научит тебя любить, — тянул мокрую улыбку Чесвик. — Меня любить. И его любить, — он кивнул на Вердана, — Не поверишь — даже себя. Будешь смотреть на разноцветных попугаев и даже обретешь собственные крылья.
— Пахнет банальщиной. Что, и облака будут?
— Услышишь райских птиц.
— Чтобы любить, нужно иметь один простой навык — радоваться, — Чесвик развлекал наглым спокойствием, хитрой улыбкой и каким-то тайным намерением. — Но, когда ко мне приходит радость, тут же просачивается яд и смешивается с ней, превращая в очередное дерьмо. Пух! Радости как не бывало. И я ныряю в свое привычное паршивое состояние. Да, мне это тоже не нравится. Мне ничего не нравится. Никогда. Никакая наркота это не исправит.
— Признателен за открытость. Не боишься говорить такое незнакомцу?
— Какая разница? — я закатал черную ткань водолазки, чтобы пустить по вене поэзию, — Ты все равно меня не слышишь.
— А вдруг — слышу? Может, за этим я сюда и пришел?
— Если вор начинает раскрывать карты — готовится украсть действительно по-крупному, — усмехнулся я, а Чесвик тянул улыбку и молчал. Молчание — знак согласия. Плевать. Пусть берет, что хочет. — Посмотрим, насколько твоя дрянь редкая, ценитель. — Шлепнул по исколотым венам и глубоко вдохнул.
— Притормози немного, — нарочито беспечно произнес Чесвик, покинул позу Прекрасной Елены, сел на диван, упер локти в колени и сцепил костлявые пальцы. — Вердан, настало время небольшого сюрприза. Давай сделаем это, пока наш друг не улетел на облака. Оставь нас. Ты же знаешь, счастье любит тишину.
Вердан взглянул на меня вопросительно, я одобрительно кивнул.
— Ну, раз так, пойду ловить кроликов, — встал Вердан, чуточку повышая свой гонорар за сегодняшний вечер. — Говорят, если идти за белыми, можно увидеть много интересного.
Дверь захлопнулась.
— Я думал, эта дрянь и есть сюрприз, — кивнул на дозу в руках.
— О, нет, это всего лишь маленькая признательность… — отрицательно покачал головой Чесвик, удовлетворенно прикрыв глаза.
Он предвкушал удовольствие — я видел.
— За что?
— За творчество. Я же сказал, что в каком-то роде ваш фанат…
— Ты мутный тип, Чесвик, — откинулся я на спинку кресла, сделав обжигающий глоток виски, — Пару минут назад меня это забавляло, но сейчас что-то отпало желание рыться в твоем болоте. Выкладывай, что нужно, или я отправлюсь за белыми кроликами вслед за Верданом.
Никто так и не удосужился принести лед. Приходилось пить виски теплым и крепким. Впрочем, не помнил, когда в последний раз что-то разбавлял.
— Хочешь знать, что на самом деле с тобой происходит? — Чесвик придвинулся ближе, вытянув дряблую гибкую шею. Его лицо оказалось вплотную к моему и глядел он так, будто действительно понимал, о чем говорит.
— Удиви меня, — усмехнулся я в стакан виски.
А он забавный, этот Чесвик. Силится объяснить мне то, что и сам я объяснить не могу. Так уж получилось, что в своей шкуре я живу всю жизнь, а он всего лишь дышит в мое лицо влажным гекконьем дыханием.
— Люди… он ведь привыкли, что внутри них тепло и уютно, — рассмешил меня Чесвик, но ему, видимо, было на это плевать. — Человек статичен, неуклюж, неповоротлив… никто даже не задумывается, что благополучие, которое они ощущают внутри себя — это подарок, а не само собой разумеющееся данность.
Я расхохотался, выплюнув глоток виски, который только что проглотил.
— Сам себя слышишь?
— А я не о тебе говорю, мой дорогой друг. О всех тех, кто не ты, — Чесвик отодвинулся, давая больше места моему стакану. Отер ладонью лицо от выплюнутого мной виски, распластал руки по спинке дивана и закинул ногу на ногу. Начал болтать носком начищенных до глянцевого блеска ботинок. — Сам посуди… люди сразу скажут: о чем ты говоришь, дружок? У меня в жизни столько потрясений, ты и понятия не имеешь, о чем говоришь, — на этот раз расхохотался Чесвик, глядя на мою кислую морду. — Да, я понятия не имею, о чем говорю. Но и они тоже.
— Продолжай.
— Мы все дети этого мира и нас не так-то просто раскачать. Мы находимся внутри системы, она защищает нас и всех это вполне устраивает. Потому что так и задумано. А мы не знаем, как это — иначе… — Чесвик сощурился, — А ты знаешь.
Глоток.
— Допустим, я даже немного понимаю, о чем ты. Но что с того?
— …но иногда в системе случаются ошибки и появляются такие, как ты.
— И в чем же ошибка?
— Если говорить языком социализма, вы, как бы это сказать… граждане совсем иной реальности. Находитесь вне системы. Потому что пропускаете через себя совсем другой мир.