Шумно выдохнул пару раз, чтобы Честер оценил качество выпитого мной алкоголя.
— Обычно я получаю удовольствие, смотря в глаза — прямо в упор. В них можно прочесть много интересного, — ярость Чесвика сбавила обороты, присев в хищном прыжке.
Теперь она была напряжена и обрела цель. Ценители умели быстро брать себя в руки, но не умели забывать обиды.
— И что же ты прочел в моих глазах? — надеюсь, мое спокойствие его раздражает.
— Ничего.
Разжав пальцы, Чесвик уронил меня в кресло. Я подчинился гравитации, Чесвик сделал шаг назад, послышался хруст мертвого тела у него под подошвой.
В этот момент я понял, что этот больной сукин сын чертовски прав. Это маленькое, никчемное ничего в моих глазах за мгновение разрослось до вселенной и стало огромным, всепоглощающим ничто. Липкие щупальца апатии ползли по коже, смазывая анестезирующей слизью руки, ноги, бледную кожу, пробирались в нутро, обездвиживали легкие. Депрессия поглотила меня стихийно, мгновенно, будто вакуум при тотальной разгерметизации отсека, и как всегда — без приглашения. С трудом я повернул голову, чтобы разглядеть дверь сортира в этой пестреющей неоном клоаке.
— Того, что ты ищешь здесь нет, — с ехидством произнес Чесвик, получая порцию своего удовольствия, словно маньяк, наблюдающий за агонией своей жертвы. Он рывком поднял меня с кресла и проволочил до двери. Перед глазами замаячила крутая лестница, он толкнул меня вниз вместе с внезапной депрессией, уже жравшей мое нутро: — Прямо и налево. Приятного полета. Вали.
Почувствовал боль только когда оказался внизу. Лежал так какое-то время, пытаясь зацепиться за это острое, спасающее последние секунды чувство. Ненависть растаяла, исчезла, не оставив от себя ни единого следа, пустота внутри ширилась, а я все цеплялся за боль… Сплюнул кровь на мерцающий пол, что-то прошло ноющей пульсацией по ребрам. Встал, поплелся прямо, а потом налево.
Я шел мимо света и тени, мимо запутавшихся в себе вспышек неона, синевы и слепящей белизны под ногами, мимо гогочущей толпы, делающей ставки. Толстяк в темном закоулке пытался отыскать свей член перед гибкой стриптизершей, кто-то забрался на барную стойку, подставив глотку бармену, в загоне стояла на четвереньках голая блондинка, потряхивая бриллиантовой цепью на бедрах. Алкоголь в ее крови лаял на искусственный интеллект, вызывая вялый интерес у механизма, выкрученного на минимальную ярость. Когда я свернул налево, пес кинулся вперед, и блондинка отпрянула назад, напоровшись на заграждения. Не успел почувствовать запах паленой плоти, услышал только плач запоздалого осознания и крики о повышении ставок.
— Эй, ты куда? — перед глазами вырос Вердан, сейчас начнет задавать вопросы.
— Я у сортира, есть варианты?
— Есть, он дал тебе дозу.
— Говорю же, вариантов нет.
— Ну как тебе? Ты принял его подарок?
— Угу. Оказалось, он совсем не умеет плавать.
Лицо Вердана вытянулось от удивления.
— Плавать?
— Да, и виски не в его вкусе.
— Ты что, шутишь?
— Как думаешь, меня можно привлечь за убийство, или полиции лучше не знать, чем занимаются их контрабандисты?
— С ума сошел?! — воскликнул Вердан по-лягушачьи вылупив большие глаза. Удивительно талантливый парень. — Ты убил Анпейту?! Крайне хреновое дерьмо, Коршун, крайне хреновое!
— Давай по десятибалльной шкале, чтобы я сориентировался.
— Сто! — выпалил Вердан, — Чесвик не из тех, с кем стоит ссориться. Нельзя переходить дорогу тому, кто имеет большие возможности и принимает все близко к сердцу.
— То, что он маньяк, я уже понял.
— Нет, не понял, — Вердан остановил меня и взглянул в лицо, проигнорировав кровь на губах, — Эти штуки не забава, они для него как дети.
— Из него вышел дерьмовый отец, — я оттолкнул Вердана, потому что чувствовал — осталось совсем мало времени. Еще немного, осяду прямо на этом месте. — Уйди с дороги.
Ввалился в уборную, бесцельно шаря по кабинкам. Из третьей слева вышла очередная полуголая дамочка, оглянув меня так, будто я хотел ее трахнуть, а она была не против. Проволочился мимо, вдохнув ее плотный мускусный запах, или это так пахнет сортир? Упал на освобожденное место, но не вверх, а вниз — прямо под унитаз. Выше не получилось, просто не повезло. «Депрессия — это когда под унитазом, а не на нем». Рассмеялся бы, но не до этого. Под шум отбитых легких нашарил в кармане дозу.